Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.) - стр. 18

Следует иметь в виду, что Челебиев действительно агитировал солдат расходиться по домам в связи с мусульманскими праздниками, и это вызвало неудовольствие Исполнительного бюро общественного губернского комитета при губкомиссаре и самого губкомиссара, кадета Н. Н. Богданова, настаивавшего на привлечении Челебиева к ответственности; но к аресту, уверял позже Богданов, он никакого отношения не имел. В то же время заявление (донос) в контрразведку с обвинениями Челебиева в сношениях с враждебным тогда России государством – Турцией – направила группа крымских татар-традиционалистов. Видимо, это обстоятельство и послужило причиной ареста.

Известие о случившемся вызвало массовый (срежиссированный) взрыв возмущения крымских татар. На имя властей с мест сыплются телеграммы, пестрящие фразами: «первый народный Муфтий», «наш обожаемый Таврический Муфтий» (!) и т. п. Страсти разгораются нешуточные. На улицах Симферополя – у здания губернского правления, где идут бурные заседания всевозможных организаций, у тюрьмы, где, по слухам, содержится муфтий, – группируются возбужденные солдаты-татары, съезжающиеся со всех концов Крыма представители.

24 июля. С утра этого дня (и до 8 августа) в Таврической губернии запрещаются «всякого рода митинги, собрания, шествия и скопления народа»^>62. Днем контрразведка освобождает Челебиева и Шабарова. В Симферополе муфтия ожидала восторженная встреча. П. С. Бобровский и П. И. Новицкий съездили в Севастополь, где контрразведчики признали, что для ареста не было оснований.

Таким путем Челебиев приобрел ореол страдальца за народное дело, а кадеты в лице Н. Н. Богданова – статус врагов крымско-татарского народа. Мусисполком потребовал отставки губкомиссара, которая произошла, однако, только в ноябре.

Одним из определяющих ситуацию и в то же время чрезвычайно болезненным для Крыма оказался вопрос о его взаимоотношениях с Украиной. Центральная Рада, все более дистанцируясь от центра, проявляла в то же время и все большее желание втянуть в орбиту своей «самостийности» Крымский полуостров. Общественный комитет (с представительством от КД, ПСР, РСДРП), чьи решения являлись пожеланиями для губернского комиссара, учитывая активизацию Рады и гипотетическую вероятность отрыва от центральных районов, счел нужным постановить: «Признав невозможным включение той или иной местности в состав какой-либо автономной территориальной единицы без ясно выраженного желания населения данной местности, обратить внимание временного правительства на то, что вопрос о включении Таврической губернии в состав автономной Украины не разрешен ни одной из общественных организаций губернии и что поэтому и разрешение его временным правительством преждевременно»^>63.

Но украинский вопрос стал одним из тех многих вопросов, где Временное правительство продемонстрировало свое полное бессилие.

Однако рядовое население – с ухудшением своего положения, ростом неуверенности в наступающем и тревоги, стало – в значительной своей части – благоволить Украине, которая, казалось, несет спокойствие и сытость.

В июле губкомиссар Богданов получил телеграмму за подписью генерального секретаря Рады по внутренним делам

В. К. Винниченко с приглашением прибыть на «предварительное краевое Совещание» 25-го числа. В Крыму это было расценено как вмешательство в его внутренние дела. Бюро губернского комитета 14 июля, «обсудив вопрос и принимая во внимание, что Губернский Комиссар не получал от Временного Правительства никаких указаний на включение Таврической губ [ернии] в состав будущей Украины, что и по существу вопроса включение Таврической губернии, весьма пестрой по национальному составу, с меньшинством украинского населения, является нежелательным, что даже в северных уездах, где можно предполагать численное превосходство украинцев, вопрос этот не возникал или был решен отрицательно, постановило: представителей на краевое совещание от Таврической губернии не посылать»