Проект Повелитель - стр. 9
– Прошли те времена, когда на медведя с рогатиной ходили, зверь он умный и силы огромной, свою голову бы у него не потерять.
– Это я заметил, но не думаю, что его пули не берут. Посмотри пистолет, Хаймович.
Хаймович поднял оба пистолета со стола, повертел, осматривая, один сразу отбросил. Поцокал языком.
– Пациент скорее мертв, чем жив. Даже если ржавчина отойдет, в стволе будут такие каверны, что… Впрочем, вот этот экземпляр вполне.
Обойма с трудом вылезла, темные цилиндрики патронов разлеглись на столе, всего семь штук.
– Восьмой, надо полагать, в стволе. А вот и он! В целом состояние вполне сносное, почистить и маслица сюда, потом проверим, есть ли еще порох в пороховницах. Бог с ним, с мишкой. Рассказывай подробнее, что там тебе в здании привиделось.
– Рассказывать особо нечего, так… смутные ощущения… И тем не менее я начал обрисовывать их Хаймовичу и в какой-то момент вдруг увидел в его голове отчетливую картинку: живые люди в белых халатах, ходящие по кабинетам, неплотно закрытые жалюзи на окнах и яркий свет, проникающий в комнаты. «Мама дорогая! Он видел солнце, он был там! Да сколько же ему лет?!»
Я замолк разом, как громом пораженный. А Хаймович тем временем, посмотрев бегло на карты, открыл зеленую замусоленную тетрадку, что была с картами, и, хмыкнув, побежал глазами по тексту, переворачивая ветхие, обтрепанные страницы:
Правительство готовилось к войне и, зная, что удары будут нанесены в первую очередь по крупным городам и населенным пунктам, постаралось эвакуировать население. Люди разъезжались на машинах, поездах, самолетах. Прочь из городов. Я знал, что после такой дозы радиации долго не живут, но я хотел умереть спокойно, зная, что мои жена и сын спаслись. Эпицентр взрыва находился где-то за городом, но чем ближе я подходил к вокзалу, тем больше видел разрушений. Это был ад!.. Дома пылали. Каждый дом как факел. Черный непроглядный дым застил небо. От вокзала ничего не осталось, лишь груды железобетонных конструкций. А когда я вышел на перрон, то увидел это… Вагоны, смятые, как консервные банки, и откинутые взрывом с путей. Полные вагоны людей… Они сочились, истекали кровью. Из разбитых окон вывалились изувеченные, спрессованные тела. Я плакал, плакал от горя и от бессилия, что ничего не смогу сделать, не могу ничего изменить, не могу даже найти своих среди тысячи спрессованных в вагонах тел. Мясо, из которого торчали обломки костей… Я дал себе слово, что никогда этого не забуду.
Тогда я еще думал, что умру… И лег умирать рядом с вагоном. Была страшная слабость, першило горло от гари, тошнило от запаха крови, запаха смерти… Я уснул, а может, и умер, не знаю, так мне было плохо. Потерял счет времени, приходил в себя и опять терял сознание. Потом я очнулся от нестерпимой вони. И ушел оттуда, чтобы вернуться через пару лет, собрать все кости и похоронить. Через год я понял, что, возможно, не умру никогда.
…Десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
Откашлялся, в горле першило, где-то в носоглотке застрял запах гари, запах горелой одежды и паленого мяса. Посреди комнаты лежал Штырь, точнее то, что от него осталось. Одежда в пепел, виднеются трусы, надо же – интеллигент, сроду бы не подумал.
Трусы ему вроде как не к лицу, всё равно что очки на носу и книга в руках. Я всё еще, бог знает зачем, держал пистолет в руках. Не пригодился. Одного патрона, правда, не хватало, ушел на пробный выстрел в подвале Хаймовича. Мать ее! Вот тебе и пелена!