Продавец обуви. Как я создал Nike - стр. 10
На следующий день я подал заявление об уходе из своей бойлерной.
– Плохо, Бак, – сказал один из начальников. – У тебя было реальное будущее в продажах.
– Бог не велит, – пробубнил я.
Тем же вечером в туристическом агентстве в соседнем квартале я купил открытый билет на самолет, действительный в течение года для любой авиакомпании, летящей в любом направлении. В День благодарения 1962 года я подхватил свой рюкзак (не очень мне понятно, куда девался чемодан) и пожал руку Картеру. Капитан самолета заговорил по громкой связи на японском языке с пулеметной скоростью, и меня бросило в пот. Я посмотрел в окно, на сияющий красный круг на крыле. Была ли моя идея безумной? Может, кстати, безумным был я сам? Даже если так, то уже поздно было обращаться за профессиональной помощью.
Самолет резко взмыл в небо, проревев над гавайскими белоснежными пляжами. Я смотрел, как массивные вулканы внизу становились все меньше и меньше. Пути назад нет. По случаю Дня благодарения на борту кормили шпигованной индейкой с клюквенным соусом. Так как мы направлялись в Японию, нам также подали сырого тунца и суп мисо. Я все это съел, читая романы в бумажных обложках, которые я запихнул в рюкзак. «Над пропастью во ржи» и «Голый завтрак». Я отождествлял себя с Холденом Колфилдом, подростком-интровертом, ищущим свое место в мире, но Берроуз просто будто стукнул меня по голове. Продавец наркоты не продает свой товар покупателю, он продает покупателя товару. Это было для меня уже перебором. Я заснул. А когда проснулся, мы уже резко зашли на посадку. Под нами лежал сверкающий огнями Токио. Гинза особенно напоминала рождественскую елку. Во время поездки к отелю я, однако, видел лишь темноту. Большие куски города были просто залиты чернотой. «Война, – сказал водитель. – Много домов еще с бомбами».
По пути сквозь длинные пустынные улицы мы с водителем больше не обмолвились ни словом. Нам нечего было друг другу сказать. И вот водитель остановился у здания, адрес которого был записан в моем блокноте. Это был сомнительный хостел. Более чем сомнительный. Я забронировал его через American Express, в глаза его не видя, и, как сейчас понимал, сделал ошибку. Я пересек мостовую, всю в дырках, и вошел в здание, которое, казалось, сейчас развалится. Старая японка за стойкой склонилась передо мной. Затем я понял, что она мне не кланяется, просто это ее спина согнута годами, будто дерево, пережившее множество бурь.
Медленно мы прошествовали в мою комнату, которая больше напоминала коробку. Татами-матрас, кривобокий столик – вот и вся обстановка. Правда, мне было все равно. Я почти не почувствовал своей спиной, что татами был с вафлю толщиной. Я поклонился сгорбленной японке и пожелал ей спокойной ночи. Оясуми насай. Я свернулся калачиком на матрасе и вырубился. Проснулся я спустя много часов в комнате, залитой светом. Я подобрался к окну. Я находился в каком-то производственном районе на краю города. Везде, куда ни глянь, царило опустошение. Здания стояли разрушенные или покрытые трещинами. Квартал за кварталом просто лежали в руинах. Они были стерты с лица земли.
Слава богу, что у моего отца оказались знакомые в Токио, включая группу американских парней, работавших в United Press International. Я приехал туда на такси, и эти парни встретили меня как члена семьи. Они напоили меня кофе и накормили завтраком, а когда я поведал им, где провел ночь, посмеялись.