Проданная деревня (сборник) - стр. 67
– Так. А то что же?
– Ноне не больно подадут.
– Это не прежние времена… – неожиданно загалдели в зале.
– Выходит, я не паразит-тунеядец? – спросил опять Фомич.
– Нищих ноне нет! – выкрикнул женский голос. – Чего зря молоть? В зале засмеялись, зашикали. Судья позвонил колокольчиком.
– Гражданин Кузькин! Подсудимому не разрешается обращаться с вопросами в зал.
– А мне больше и спрашивать нечего. Люди сказали, кто я такой. Теперь – судите. – Фомич сел.
– Подсудимый Кузькин, вам известно было решение общего колхозного собрания, на котором вас лишили права пользоваться огородом? – спросил судья.
– Нет, товарищ судья.
– Отвечайте: гражданин судья.
– Пусть гражданин… Какая разница, – согласился Фомич.
– Вы были на том общем собрании?
– Не был.
– Садитесь!.. Свидетель Назаркин Матвей Корнеевич!
– Я, гражданин судья! – вскочил из первого ряда Корнеич и вытянул по швам свои огромные кулачищи.
– Надо говорить: товарищ судья.
– Слушаюсь!
– Вы показали, что Кузькин присутствовал на том собрании?
– Так точно! – живо подтвердил Корнеич.
– Слушай, Корнеич! Ты чего это на себя наговариваешь? – набросился на него Фомич. – Ты знаешь, что бывает за ложное показание? Гражданин судья, предупредите его, что за ложное показание два года тюрьмы дают по статье. Я тебя посажу на эту самую скамью! – Фомич указал на свое место.
– Да, за ложное показание дается два года заключения, – строго сказал судья. – Свидетель Назаркин, я предупреждаю вас.
Корнеич часто заморгал глазами и переступил с ноги на ногу, как притомившаяся лошадь.
– Повторяю вопрос… Свидетель Назаркин, был обвиняемый Кузькин на общем колхозном собрании двадцатого сентября прошлого года?
– Да вроде был… – Корнеич виновато поглядел в сторону председателя, но тут же вскинул голову к судье.
– А точнее?
Корнеич покрутил головой, точно хотел вылезти из широкого ворота темной толстовки…
– Да я уж не помню, – наконец произнес он, глядя себе под ноги.
Гузёнков выдавил какой-то рычащий звук и сердито посмотрел на Корнеича.
– Садитесь! – сказал судья. – Свидетель Степушкин!
Поднялся с первой скамьи заместитель Гузёнкова, седовласый, с бурой, изрытой глубокими морщинами шеей, свистуновский колхозник, вечный заместитель председателя.
– Вы подтверждаете, что Кузькин был на общем колхозном собрании двадцатого сентября?
Степушкин глядел куда-то в потолок, на лбу его появились такие же бурые, как на шее, борозды.
– Кажется, был, – произнес наконец Степушкин.
– Был или нет?
– Да вроде бы…
– Вы что, в прятки с судом играть решили? – Судья повысил голос.
– Не помню. – Степушкин сел.
– Кто извещал Кузькина о решении собрания? – спросил судья, глядя на председателя.
Гузёнков ответил, не вставая:
– Бригадир передавал мой приказ.
Встал Пашка Воронин.
– Да, я предупредил Кузькина. Он сидел на лесном складе, как раз под вечер. Я подошел к нему, посидел еще рядом. Потом сказал, чтобы он не сажал картошку на огороде, потому что огород не его, а колхозный.
– Подсудимый Кузькин, было такое предупреждение?
– В точности было! – сказал Фомич.
– Чего ж еще надо? – крикнул Гузёнков.
– Но, гражданин судья, дозвольте слово сказать? – обратился к судье Фомич.
– Пожалуйста.
– Воронин почти каждый день меня стращал: то говорил, что меня вышлют. Потом грозился посадить в тюрьму. А потом огород отобрать. Мало ли чего он говорил. Я уж и верить перестал. А ведь решение общего собрания – это же закон. Так я понимаю, гражданин судья?