Проданная деревня (сборник) - стр. 57
– За кудыкины горы! Правду пойду искать. – Фомич, видя, как вытянулось Авдотьино лицо, все-таки пояснил: – В Пугасово пойду за хлебом.
– Да туда не дойдешь и дотемна! – ахнула Авдотья.
– Авось люди добрые подвезут, – сказал Фомич, поглядывая на столпившихся шоферов.
Наконец один скуластый плотный паренек в военной гимнастерке подошел к Фомичу и взял его за плечо:
– Ладно, отец… Поехали с нами. Под самое Пугасово подбросим. Не сидеть же ребятишкам голодными.
Авдотья вдруг сгребла платок с головы, уткнулась в него и глухо зарыдала; ее острые, худые плечи под выцветшей и застиранной – не то голубой, не то серой – кофтой то поднимались кверху, то опускались.
– Хватит, мать, хватит… При людях-то постыдись! – говорил Фомич, оглаживая ее плечи.
– Я си-ичас, си-ичас, – торопливо, виновато произносила она и снова всхлипывала. – Мне и того еще досаднее, что свои же бабы из очереди выгнали…
Через час Фомич был уже в Пугасове… Первым делом он зашел в хлебный магазин, наложил полмешка хлеба и только после этого разыскал корреспондента.
Его встретил очень моложавый, но уже седой, с высокими залысинами, приветливый, начинающий полнеть мужчина.
– Я уже в курсе, в курсе, – остановил он Фомича, когда тот начал рассказывать. – Я сейчас позвоню Мотякову. Но у меня к вам просьба – помогайте колхозу.
– Я же на работе нахожусь.
– А вы после работы, по вечерам.
– По вечерам я отдыхаю, потому что ночью опять работа – лес охраняю.
– Понятно, понятно… Но все-таки обещайте, что вы будете помогать колхозу. – Корреспондент говорил, улыбаясь, и получалось так, что он и сам будто не верил в эту помощь, а говорил просто для порядка.
«Это у них вроде игры, – подумал Фомич. – Как у солдат: назовешь пароль – проходи, куда хочешь, а не назовешь – не пустят».
– А почему мне никто не приходит помогать? – спросил Фомич. У корреспондента поползли брови кверху, и он как-то обиженно надул губы:
– Странный вопрос! Ведь вы же не колхоз?
– А почему все должны помогать колхозу? Раньше ведь никто мужикам не помогал. А они сеяли, пахали, убирали – все вовремя.
– Вы говорите не на тему, товарищ, как вас, простите? Федькин?
– Нет, Кузькин.
– Ну, так вот, товарищ Кузькин, вы обещаете помогать колхозу или нет? – Корреспондент глядел теперь строго, и на лице его не было и тени давешней улыбки.
«Да от него, как от попа, не отвяжешься, – подумал Фомич. – Кабы чего хуже не было».
– Пока я на работе, никак не могу… Вот опосля – тогда другое дело… Посмотрим то есть. Отчего ж не помочь? – дипломатично ответил Фомич.
– Вот и хорошо! – обрадовался корреспондент. – А теперь выйдите на минуту, я по телефону поговорю.
Фомич вышел из кабинета, а дверь чуток не прикрыл, прислонился к косяку и стал прислушиваться.
– Товарищ Мотяков, запрет снимите… Советую! Да, да. Не то он до самого Лаврухина дойдет. У него дети… Да, да! Сигнал поступил с места. Рабочий класс! Ну, тем не менее… – доносилось из кабинета.
А потом вышел сам корреспондент, пожал Фомичу руку и пожелал счастливого возвращения.
– Поезжайте. Хлеб вам будут давать.
Фомич еще до вечера успел приехать в Тиханово и сразу прошел в кабинет к Мотякову. На этот раз даже сердитая секретарша не задержала его. А Мотяков как стоял у окна, так и не обернулся, будто не Фомич вошел в кабинет, а муха влетела.