Прочь из города - стр. 30
«Как же холодно на улице!» – подумал Ропотов, поднимая свободной рукой воротник куртки, и тут же ускорил шаг.
Неожиданно для себя он услышал какой-то шум и увидел оживление впереди на пути. Это были крики нескольких взрослых мужчин и одного явно подростка. Ропотов сбавил скорость. Приглядевшись, он увидел, как ему навстречу трое полицейских тащат молодого мальчишку, без шапки и с оголённым животом, а тот упирается и что-то им дерзко высказывает, срываясь на крик. Четвертый полицейский, очевидно офицер, шёл впереди этой группы, держа в руке лёгкий на вид рюкзак, видимо, этого самого задержанного парня. Из полуоткрытого рюкзака раздавалось побрякивание пустых металлических банок. Поравнявшись с остановившемся в недоумении Ропотовым, он, нисколько не обращая на того внимания, развернулся и, остановившись, громко сказал парню:
– Сейчас ты нам быстро расскажешь, кто тебя надоумил на стенах писать гадость, и кто твои дружки.
Парень, который тоже остановился, вернее, остановились те трое, что его тащили, в ответ заголосил:
– Я ничего не знаю и ничего вам не скажу.
По лицу его текли слёзы, под носом была размазана кровь, а уголок рта, тоже в крови, медленно синел и опухал, видимо, после полученной зуботычины. Обе ладони парня, особенно правая, были выпачканы чёрной краской.
– Скажешь, скажешь, как миленький. Не такие говорили, – явно раздраженный и весь мокрый, сначала от преследования, а потом от возни с задержанным, сказал офицер. – Чуть руку о тебя не сломал, гадёныш.
С этими словами офицер стал внимательно разглядывать свой кулак, поворачивая его в разные стороны.
– А Вы что уставились? – вдруг обратился он к Ропотову.
– Я? Ничего, – произнес опешивший Ропотов, – а что он сделал, этот парень? – показал Алексей головой и взглядом на задержанного.
– Что-что сделал? – тут офицер посмотрел снова на свой кулак, зубы его при этом заскрежетали. – Портил общественное имущество, сопротивлялся при задержании, вот что. Проходите, давайте… Или, может, у Вас есть, что сказать по этому случаю? – посмотрел, судя по его погонам, старший лейтенант на Алексея, прищурясь.
– Да, нет, собственно, нечего сказать, – Ропотов перевёл взгляд от глаз лейтенанта себе под ноги и потихоньку начал движение, куда и шёл.
– Это не я! Отпустите! – закричал истошно парень.
– Веди его! – приказал подчинённым старший лейтенант.
Группа полицейских и парень продолжили путь к подъехавшей и остановившейся неподалёку полицейской машине. При виде машины парень стал ещё больше упираться и пытаться вырвать руки из цепких объятий стражей порядка. К месту шума стал стекаться народ. Люди, не понимая, что случилось, и откуда крики, выясняли друг у друга, что там, кто этот парень и что он натворил.
– Парень этот на стене краской писал, а полиция его поймала, – ответил Ропотов какой-то полуслепой бабушке, когда та цепко схватила его за руку со словами: «Что там, мил-человек, деиться-то?»
– Во, прально, буить знать теперичи, как озорничать, паршивец эдакий, – убежденная в своей правоте, закивала бабушка, отпуская руку Ропотова.
Ропотов ещё раз повернулся, чтобы посмотреть, как парня запихивают в машину, и в этот самый момент парень сумел вырвать одну руку, развернулся к людям и, не в силах вырвать вторую, поднял свободную и зажатую в кулак руку вверх и, что было силы, прокричал: «Россия снова станет…»