Призыв - стр. 51
Фиона, шедшая рядом, озабоченно посмотрела на молодого Стража.
– Тебе дурно? – прошептала она. – Вид у тебя неважный.
Дункан несколько раз судорожно сглотнул и вынудил себя сделать глубокий вдох. Приятного в этом оказалось мало.
– Кажется, меня сейчас стошнит.
– Надо же, как мило!
– Я не шучу! Неужели ты ничего не чувствуешь?
– Мы все чувствуем то же самое. Точнее, почти все.
В голосе Фионы промелькнула нотка неприязни, и Дункан сообразил, что она имеет в виду Мэрика. Тот шел впереди, рядом с Утой, явно не подозревая о том, какой убийственный взгляд сверлит ему спину.
Дункан ухмыльнулся:
– Я слышал, у вас с его величеством прошлой ночью в лагере вышла небольшая перепалка.
– Я его кое о чем спросила, только и всего.
– Женевьева, похоже, так не считала, – хихикнул он. – Приятно знать, что в кои-то веки она для разнообразия злилась не на меня.
Фиона раздраженно вздохнула. Подняв посох, она закрыла глаза и беззвучно прошептала несколько слов. Дункан ощутил, как струя магической энергии всколыхнула воздух, и тотчас же шарик в навершии посоха засиял. Яркий и теплый свет хлынул во все стороны, немного разгоняя темноту.
Спутники обернулись, с любопытством глядя на магичку.
– Не растрачивай силы, – бросила Женевьева, однако в голосе ее не хватало всегдашней категоричности. Наверное, даже она вздохнула с облегчением, когда тьма отступила.
– Ну вот. – Фиона улыбнулась Дункану, явно довольная собой. – Так легче?
– Ясное дело, что легче, вот только свет слепит глаза.
– А вот это уже ребячество.
Теперь Дункан различил на стенах туннеля, под слоем черной гнили и слизи, какие-то рисунки. Руны, подумал он, гномьи руны, правда, ему нипочем не разобрать, что они означают. Дункан как-то слышал, что гномы поклоняются камню. Быть может, эти знаки, которые они начертали на стенах Глубинных троп, – это слова молитвы? Молитвы, которая ныне осквернена… что ж, некая логика в этом есть.
Теперь Дункан отчетливо чуял порождений тьмы. Женевьева оказалась права. Им просто понадобилось какое-то время, чтобы освоиться. Невидимые в темноте, твари рыскали где-то на самом краю его сознания. Все равно как если бы кто-то маячил у тебя за спиной – его не видно и не слышно, ты просто знаешь, что он там.
Интересно, порождения тьмы тоже могут учуять Серых Стражей? Судя по словам Первого Чародея, ониксовые броши должны укрыть их, но как раз в этом Дункан не был уверен. Его брошь была приколота к кожаной куртке, и юноша повернул ее, чтобы подробнее рассмотреть при свете. В черной глубине броши колыхались, перетекая друг в друга, какие-то радужные пятна. На ощупь она была ледяная – точь-в-точь фонарь, заиндевевший на ледяном ветру. Дункан выпустил брошь и принялся рассеянно растирать онемевшие от холода пальцы.
– И что, Женевьева заставила тебя извиниться? – спросил он вслух.
Фиона одарила его озадаченным взглядом. Мысли ее явно были заняты чем-то другим, однако, сообразив, что он имеет в виду короля, магичка раздраженно закатила глаза. Дункану подумалось, что для эльфа глаза у нее очень даже хороши. У большинства ее соплеменников, которых он знал, были странные глаза – светло-зеленые или лиловые, невероятных оттенков и оттого, наверное, совсем чужие, нечеловеческие. У Фионы глаза были темные, выразительные. Проникновенные, как сказала бы мать Дункана. Она хорошо умела подбирать слова.