Призыв - стр. 33
Мэрик не пошел за ней следом, во всяком случае не сразу. Фиону это несказанно обрадовало.
Дункан изо всех сил старался не зевнуть.
Именно об этом предостерегал его Жюльен, покуда маги вели короля и Серых Стражей в огромный зал собраний, который располагался на самой вершине башни. На таких официальных встречах, шептал он, наихудший проступок, какой только можно вообразить, – зевать. Вначале Дункан считал, что в таком предостережении не нуждается. На самом деле ему нужно было заботиться только об одном – чтобы слишком откровенно не глазеть по сторонам.
В самом центре сводчатого потолка было огромное окно, пропускавшее солнечный свет. За мраморными колоннами располагались ряды скамей, где можно было разместить больше сотни человек, и на всех этих скамьях тесно сидели облаченные в мантии маги, от совсем юных учеников до пожилых чародеев. На высокой галерее в конце зала расположились храмовники и служители Церкви, и все они смотрели с одинаковым суровым неодобрением. Дункану подумалось, что для них это самое подходящее занятие – взирать на происходящее сверху вниз.
Посреди зала, в потоке солнечного света, который лился из окна, стояли Первый Чародей и явно изнывавшая от нетерпения Женевьева. Маги, собравшиеся в зале, вытягивали шеи, неприкрыто глазея на них, и гул голосов, который перебегал от скамьи к скамье, становился все громче. Дункан даже не мог бы сказать, что вызывало у магов большее изумление – присутствие в башне короля или командора с отрядом. В конце концов, Серые Стражи были здесь наиболее редкостным зрелищем. В других местах их встречали совсем иначе.
Впрочем, церемония, которая последовала за этим, затянулась так надолго, что благоговейное восхищение Дункана плавно перешло в ужасную скуку. Первый Чародей настоял на том, чтобы разразиться длиннейшей речью, в которой по большей части расточались восхваления Серым Стражам и неумеренные комплименты королю. Юноша поневоле задумался, стоило ли допускать такое – в конце концов, Мэрик вроде как путешествует с ними тайно, – однако ни сам монарх, ни Женевьева как будто не возражали.
Первый Чародей по очереди вызывал к себе Серых Стражей и каждому вручал черную брошь, изготовленную специально для этого случая. Дункан хорошенько рассмотрел украшение и нашел его совершенно непримечательным: гладко обточенный оникс, даже без красивой оправы и каких-либо знаков.
Впрочем, если учесть, что броши должны помешать порождениям тьмы учуять Серых Стражей, эти штучки чрезвычайно полезны. Теперь ясно, почему Женевьева согласилась задержать выход на Глубинные тропы и дала добро на всю эту церемонию. Хотя – Дункан это хорошо видел – даже она понемногу начинала терять терпение.
Королю вручили кожаный кошель, набитый снадобьями в крохотных стеклянных сосудах. Как сказал Первый Чародей, это весьма редкая смесь различных трав, которая даст Мэрику силы сопротивляться заразе, разносимой порождениями тьмы. В конце концов, он единственный в отряде, кто не обладает устойчивостью к скверне. Каждое утро король должен принимать содержимое одного сосуда; Дункан прикинул, что этого запаса Мэрику хватит на две недели.
Какой, однако, оптимист этот Первый Чародей.
Многословное жужжание продолжалось, но Дункан к нему уже почти не прислушивался. Все равно к этому времени речь в основном велась уже не о Серых Стражах, и Женевьева явно изнывала, дожидаясь лишь повода, чтобы распрощаться и удалиться, но, конечно, Первый Чародей Ремийе отнюдь не был склонен давать ей такой повод.