Призрак моей любви - стр. 33
Боже милостивый, когда он подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице к спальне… сердце ее чуть ни выпрыгнуло из груди. Казалось, она и теперь чувствовала силу могучих рук, обнимавших ее, и стальную твердость его груди – широкой, как рыцарский щит.
В его объятиях она чувствовала себя защищенной, ей было тепло и уютно. Как легко было бы закрыть глаза, прижаться щекой к этой крепкой груди и забыть обо всем… всего на минуту. Но, конечно, она не смогла. Та мечтательная наивная девушка, которой когда-то была Джоан, навсегда осталась в прошлом, как бы ни хотел сэр Алекс уверить ее в обратном.
Ей бы рассердиться на него за своеволие, но этот романтичный жест неожиданно ее растрогал, она и не думала, что такое возможно. Должно быть, ее иссушенное сердце не совсем очерствело, хоть ей и нравилось воображать себя неуязвимой.
Джоан следовало быть осторожной. По множеству причин. Алекс Сетон был опасен. И не только потому, что пробуждал в ней давно забытые чувства. Он слишком много знал. Вероятно, он не подозревал о том, кто Джоан на самом деле, но ему было известно, что в стане англичан есть лазутчик, кто-то из высшего круга. Она сознавала: пусть Сетон и предатель, но, несомненно, опытный воин и человек проницательный. Не стоило его недооценивать – сэр Алекс представлял серьезную угрозу. В будущем его надлежало избегать любой ценой.
Шотландец, сражавшийся на стороне англичан, – в ее глазах он был худшим из предателей.
Но как это несправедливо! Изменнику, предавшему своего короля и друзей, следовало бы ходить с черной отметиной на лице, этот знак служил бы ей предостережением. Отступник уж точно не должен выглядеть так, будто только что выехал из ворот Камелота.
А может, все это только видимость, задумалась Джоан. Или в Англии все же остался один благородный рыцарь?
Она невольно усмехнулась этой нелепой мысли. Увы, ответ она не узнает. Отныне главное для нее – избегать Сетона. Джоан надеялась, что это будет несложно, он не станет искать с ней встреч.
Напрасно она беспокоилась. Стоило ей войти в главный зал несколько минут спустя, как она тотчас поняла: сплетники в замке уже позаботились о том, чтобы сэр Алекс обходил ее стороной.
Когда он ее заметил, одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы понять: слухи до него дошли. В ясных синих глазах его читалось суровое осуждение. Прежде чем отвернуться, он с презрением окинул ее взором, покосился на вырез платья, и губы его скривились от отвращения. Все это не должно было ее задеть, но задело.
Обычно Джоан не придавала значения тому, что в замке ее считали распутницей, истинной дочерью бесславной матери, из-за ее «бесчисленных связей» с мужчинами. Это было ей только на руку, и Джоан никогда не пыталась опровергнуть слухи. Дурная слава избавляла ее от излишнего надзора и ограждала от подозрений. Вдобавок пренебрежение англичан к «разгульной девице» позволяло ей ближе сойтись с людьми, которые в ином случае не стали бы искать встречи с ней наедине.
Но когда сэр Алекс скользнул взглядом по глубокому вырезу ее платья и резко отвернулся, щеки ее запылали, а сердце сжалось от горечи и боли, и с этим она ничего не могла поделать.
Прощайте мечты о галантных рыцарях. Сэр Алекс ясно показал свое осуждение и презрение.
Тем лучше. Джоан вскинула голову и расправила плечи, гордо выставив вперед грудь, которая, похоже, привлекала слишком много внимания. «У тебя есть миссия», – сказала она себе. И если легче будет добиться цели, заставив мужчин поверить в ее распутство, она будет носить платья, которые заставили бы устыдиться саму блудницу вавилонскую. Ее не заботило, что думают эти люди. Джоан знала правду, остальное не имело значения.