Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками - стр. 2
Нашей семье принадлежит «Болотландия!» – островной тематический парк аллигаторов и кафе, хотя в последнее время дела у нас пошли под гору. Вы можете видеть нашу деревянную вывеску, свисающую с огромного дерева на автостраде: «Приходите посмотреть на нашего Сета, зубастого морского змея и древнего ящера-убийцу!!!» Всех своих аллигаторов мы зовем Сетами. Вождь говорит, надо соблюдать традиции, потому что раскрутка нового стоит денег. Когда была жива моя мать, всем тут заведовала она. Выполняла всю грязную работу: забивала дубиной больных аллигаторов, заправляла топливом катера, умерщвляла кур. Я даже не подозревала об этих темных сторонах нашего бизнеса. И уверена, что Осси до сих пор находится в неведении. Оцеола не должна заниматься тяжелой работой. «Твоя сестра особенная», – часто повторяет вождь. Но я не понимаю его логики. Я тоже особенная. У меня имя-перевертыш. Я могу лазить по деревьям, как обезьяна, с бешеной скоростью потрошить рыбу. Однажды дедушка Сотус развел челюсти дохлого Сета, и я засунула голову в его вонючую глотку.
В «Болотландии!» есть только два занятия, которых я избегаю: подвешивать куриц по «Четвергам живых кур» и выволакивать аллигаторов из воды. Это означает, что я не могу участвовать в соревнованиях или выступать с сольным номером. Но я не настолько тщеславна, чтобы зря рисковать, и до сих пор отказываюсь лезть в воду. Да к тому же мне сил не хватит вытащить аллигатора на берег. Представление у нас самое простое: главный исполнитель, обычно наш отец, входит в воду и с разными ужимками преследует Сета. А потом вытаскивает на берег за хвост, которым тот молотит направо и налево. Аллигатор сразу бросается назад, стаскивая отца обратно в воду. Отец его снова выволакивает, а разъяренный аллигатор опять тащит его в воду. Так они долго перетягивают друг друга, вспенивая воду и приводя в восторг зрителей, которые вопят и улюлюкают, приветствуя наше немудреное шоу.
В конце концов, отец одолевает Сета. Он отрезает ему путь к воде и забирается к нему на спину. И тут наступает мой черед. Тетя Хилола ударяет по клавишам каллиопы, раздается дикая музыка, и я, кувыркаясь, выбегаю на песок, не переставая улыбаться, даже когда приземляюсь на бронированную крокодилью спину. От ее щитков у меня все ноги в синяках. Вблизи наши Сеты вполне симпатичные – у них серо-зеленые рифленые спины и лапы, как у древних ящеров. Отец незаметно обкручивает морду аллигатора черной изолентой. А затем берет мои руки, поворачивает ладонями к зрителям и сцепляет их вокруг челюстей Сета. Я все улыбаюсь и улыбаюсь туристам, а сама чувствую, как у меня под ладонями напрягаются крокодильи челюсти, пытающиеся разорвать ленту. Отец кладет свои ручищи поверх моих, чтобы сделать вид, будто помогает мне. Ведь туристы платят деньги за острые ощущения.
Вероятно, я задремала, а очнувшись, услышала, как на ветру стучит входная дверь. Часы показывают 12.07. Когда была жива мама, для Осси установили комендантский час – десять вечера. Он так и не был отменен, но сейчас некому за этим следить. Осси позволяет Искусителю владеть ею по нескольку часов подряд. Меня страшно возмущает, что он увлекает сестру на болота. Я за нее ужасно переживаю. Сейчас она, наверное, уже где-нибудь в сосняке или на полпути к пруду. Но пойти за ней – значит нарушить правила игры. Я накрываюсь одеялом и закусываю губу. Неизрасходованный адреналин ударяет мне в голову. В следующую минуту я уже натягиваю кроссовки и, как одержимая, бегу к двери.