Прийти в себя. Вторая жизнь сержанта Зверева - стр. 19
Ребята радостно загалдели, радуясь, что неприятная тема и вообще весь инцидент были забыты, стали обсуждать больничное меню, пошли разговоры о предстоящем футбольном матче местного «Днепра» и киевского «Динамо», в общем, пошел мальчишеский треп обо всем и ни о чем.
И только Макс, автоматически поддерживая общую беседу и вставляя иногда какие-то фразы, медленно остывал, стараясь совладать с внезапно выпершим наружу сознанием своего второго «Я». Которое уже заполнило до краев личность подростка Максима Зверева, мальчика одиннадцати лет, в теле которого он оказался так внезапно. И теперь предстояло понять – это временное явление, какой-то сбой во Вселенной, во времени и пространстве, или же ему, Максиму Звереву, кто-то там, наверху, предоставил второй шанс прожить свою жизнь.
«Так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!» – вспомнил слова Павки Корчагина>18 Зверь.
Вспомнил – и улыбнулся.
За окном был теплый сентябрьский день, пахло осенью и было так спокойно, что не хотелось не только думать о чем-то нехорошем, но и вообще о чем-то думать. Хотелось просто раствориться в окружающем мире и стать его частью.
Частью мира.
В который через сорок лет придет война…
Глава четвертая. Знакомство с самим собой
Из больницы Макс выписался быстро. Голова зажила, видимо, ничего серьезного не было – просто наложили пару швов над бровью, напичкали лекарствами, а поскольку симптомов сотрясения мозга хирург Пал Палыч не наблюдал, то и какой смысл держать Максима в травматологии? Это же не пробитый череп у того же Валика, тому еще пару недель надо было лежать и на процедуры всякие ходить. Так что папа забрал Максима домой уже через три дня. И хорошо, что папа, а не мама, которая в этот день уехала к своей маме, к бабушке Марусе. Потому что Зверю пришлось привыкать заново к своим родителям.
Правда, вначале он познакомился с бабушкой – папиной мамой, бабушкой Маней – которая жила на Амуре – в Амур-Нижнеднепровском районе Днепропетровска. Отец завершал ремонт в недавно купленной квартире, а у бабушки оставались еще кое-какие вещи. Которые и должен был Максим привезти домой.
– Я же больной, раненый, мне отдых положен, – попробовал было он заартачится, когда отец прямо из больницы в субботу повез его на Амур.
– Ремень тебе положен, вот что! – рявкнул отец.
После чего развернулся и умчался, наказав бабе Мане накормить отпрыска и вечером отправить домой, нагрузив нужной поклажей.
Бабушка Маня Макса особо не донимала – накрыв на стол, пошла в огород, где работы еще было довольно много. А Зверь, налопавшись от пуза всяких вкусностей, включая его любимый «наполеон», который бабушка готовила просто бесподобно, завалился спать. Видимо, сытость и перемена обстановки подействовала, а может перестройка организму была нужна – но проспал он почти до вечера. И уже в сумерках, нагрузившись ращными сумками и котомками, сел на автобус и поехал к себе на новую квартиру.
И уже там, наконец, пообщался с отцом не на бегу, а обстоятельно и подробно. Впрочем, с батей все было в полном ажуре – сознание пятидесятитрехлетнего мужика Максима Зверева позволяло одиннадцатилетнему подростку Максиму Звереву относится к тридцатилетнему мужчине Виктору Звереву, его отцу, как-то даже по-отечески. Словно бы он, Максим, был не сыном, а отцом своего отца. В сущности, разница в возрасте между пятидесятитрехлетним сыном и тридцатилетним отцом именно такой и была. Но Виктор Зверев о ней не подозревал.