Приятный кошмар - стр. 50
Моя мать, однако, смотрит на вещи иначе, чем я, – если судить по тому, как она сжимает челюсти. И хотя взгляд, который она бросает на меня, предупреждает, что сейчас мне самое время закрыть рот, я не могу этого сделать. Только не сейчас. Не на этот раз.
Но я все же понижаю голос, чтобы он звучал скорее примирительно, чем обвиняюще и продолжаю:
– Стоит ли удивляться, что столь многие ученики школы погибают после того, как заканчивают ее, если мы не даем им абсолютно никаких жизненных навыков?
Сначала у моей матери делается такой вид, будто она хочет просто проигнорировать мою попытку обсудить эту тему, но затем он просто тяжело вздыхает.
– Полагаю, эта твоя небольшая тирада означает, что ты слышала про Серину.
– Ты говоришь о ней так, будто это сводка погоды. «Полагаю, ты слышала о надвигающемся шторме»? – В это мгновение в небе слышится особенно громкий раскат грома, будто подчеркивая мои слова – и мой гнев.
– Это не входило в мои намерения.
– Может, и нет, но впечатление такое, будто это именно так – и это касается не только Серины, но и всех остальных.
Она качает головой и снова вздыхает.
– Мы сделали все что могли, чтобы изменить их жизнь к лучшему. Пока они учились здесь, мы обеспечивали им безопасность. Но то, что происходит после их выпуска из школы, находится полностью вне нашего контроля, Клементина. Переживаю ли я из-за гибели Серины? Конечно переживаю. Переживаю ли я об остальных наших бывших учениках, которые погибли? Конечно, переживаю. Но ты должна понимать, что их смерти – это всего-навсего часть жизни, печальные, прискорбные несчастные случаи.
– И это тебя не беспокоит? Как ты можешь думать, что это нормально, что ученики этой школы, которой ты руководишь, этой школы, которую ты постоянно называешь наследием нашей семьи, не могут жить вне ее стен?
– Ты слишком драматизируешь ситуацию. – Здание сотрясает еще один раскат грома – на сей раз тихий и долгий, – но моя мать не удостаивает его вниманием. – Во-первых, многие из наших учеников продолжают жить вполне полноценной жизнью. А во‑вторых, ты вкладываешь в мои уста слова, которых я никогда не говорила. Я никогда не сбрасывала со счетов ни прискорбность, ни значение их смертей…
– Ты только что заявила, что их смерти «это всего-навсего часть жизни», просто еще один ее неприятный аспект, который мы должны принять. Что это, если не сбрасывание со счетов?
– Это прагматизм! – рявкает она. – Ученики, которые прибывают в нашу школу, это трудные подростки. Очень, очень трудные. Они сжигали строения. Устраивали взрывы. Они убивали людей, причем самыми ужасными способами. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы исправить их, помочь им, пока они находятся здесь. Мы предоставляем им безопасное убежище, где они защищены от наиболее зловещих аспектов их магической силы. Мы даем им шанс избежать тюрьмы, возможность дышать полной грудью, возможность исцелиться – если они готовы принять то, что мы им предлагаем, – пока они осознают, кто они такие и на что способны. Мы учим их управлению гневом, устраиваем сеансы психотерапии и даем навыки смягчения негативных последствий их выбора, если он неверен. Но ничто из этого не отменяет того факта, что, когда они покидают нашу школу и оказываются вне нашего пристального надзора, с ними могут случиться плохие вещи, как бы мы ни старались это предотвратить.