Приятный кошмар - стр. 34
Реми, тот парень, который прибыл на остров три месяца назад, чтобы сообщить, что она погибла, что она пожертвовала собой, чтобы спасти его, что ее гибель – это его вина. Моя тетя Клодия – мать Каролины – сказала ему не винить себя, ведь мы все знаем, что, если она что-то твердо решала, ее было не остановить.
Но, хотя в теории я и могла бы с этим согласиться, я все равно не желаю видеть его снова. И однозначно не хочу с ним говорить.
Потому что в ту ночь, когда я узнала о гибели Каролины, во мне что-то разбилось, и как бы я ни пыталась, мне так и не удалось вновь сложить осколки моего сердца – моей души – так, как было прежде. Она была моей лучшей подругой, чем-то вроде моей второй половинки, до того, как ее увезли в Этериум, притом безо всякого предупреждения и безо всякого объяснения причин. С тех прошло три года, а я по-прежнему не знаю почему.
Отчасти причиной, по которой мне все эти последние несколько лет так отчаянно хотелось покинуть этот остров, было стремление найти ее и спасти из этой мерзкой тюрьмы.
И что же, теперь мне придется выполнять классное задание по поэзии вместе с парнем, которого она любила? С парнем, который просто взял и дал ей умереть?
Меня начинает сотрясать дрожь, но я подавляю ее так же безжалостно, как до этого подавила слезы.
Слабость – это не вариант; нельзя ни проявлять ее, ни иметь.
И все равно во мне бушует ярость, бушует даже до того, как Реми неторопливо подходит к нам и останавливается в двух футах от моего стола. Я знаю одно – я ни за что не останусь здесь все время до окончания двенадцатого класса. Это заведение и так уже отняло у меня слишком много.
Мне нужен новый старт.
– Вы не против, если я сяду здесь – тихо спрашивает Реми, показав кивком на незанятый стол, стоящий напротив Джуда. При этом его темные спутанные волосы слегка колышутся, а пристальный взгляд его травянисто-зеленых глаз совсем не вяжется с беспечной небрежностью его вопроса.
Я бросаю взгляд на Джуда, но его лицо ничего не выражает – это верный знак того, что в глубине его души происходит нечто такое, о чем он не хочет никому говорить. И я его понимаю. Мне не хочется этого признавать, но я знаю, что утрата Каролины причинила боль и ему. То что он сделал со мной – с нами, – не стерло воспоминаний обо всех этих годах игр в прятки, об исцарапанных коленках, о том, как мы вместе играли в «признание или исполнение желания» и о наших бесконечных проказах. Надо думать, включение в нашу группу Реми и для него стало ударом под дых.
От того, что я это знаю, мне не становится легче. Но прежде, чем я успеваю придумать подходящий ответ на вопрос Реми, небо раскалывает огромная молния. За ней сразу же следует раскат грома, такой громкий, что он сотрясает все здание, и через считаные секунды, две люминесцентные лампы в классе взрываются.
Стекло разлетается везде и осыпает пол перед столом миз Агилар.
Она вздрагивает – судя по всему, она та еще трусиха, – затем верещит:
– Никому не двигаться, пока я уберу все эти осколки. Просто сосредоточьтесь на выполнении ваших заданий и не беспокойтесь обо мне.
Можно подумать, что кто-то беспокоится из-за нее. В общей неприглядной картине всего того, что происходит в этой школе, взрывающиеся лампочки – это пустяк, на который вообще можно не обратить внимания.