Привычка ненавидеть - стр. 9
Разговор выходит коротким, впрочем, как и всегда. Я уже даже не огрызаюсь – просто не трачу силы на это. Деньги, выплаченные Ланским по постановлению суда, закончились слишком быстро. Хорошую палату для мамы, сменных сиделок и круглосуточный уход я не потянул, поэтому пришлось просить о помощи отца, который перевел ее в другую больницу, к какому-то знакомому именитому врачу.
И я ненавижу это.
Я уже очень давно не притрагиваюсь к его подачкам, перебиваясь разными шабашками. На машину, пусть и не новую, сам накопил, хотя все вокруг считают, что с таким отцом, как у меня, не нужно напрягаться. Я ни с кем не спорю. Они могут думать что хотят, но изменять своим принципам я не буду. Отец ушел от нас десять лет назад, и с тех пор я его не видел. Мама в коме – все еще недостаточный повод, чтобы приехать.
Когда я ловлю в коридоре врача и слышу от него очередной набор сухих терминов, желание убиться в хлам становится нестерпимым. Спустившись на парковку, я несколько минут смотрю на стесанный бампер с вмятиной, которую придется выдувать и полировать. Звоню Виталику, двоюродному брату Саввы, в детейлинг-центр, где частенько пропадаю в последнее время: за пару ночных выходов в неделю там можно поиметь тысяч двадцать-тридцать. Беру заказ на сегодня и прошу помочь с моей тачкой, а то негоже светить таким видом. Лишь после этого сажусь за руль, правда, все еще выпав из реальности: подвисаю и не завожу мотор. Адски хочется курить, но я обещал матери, что брошу. Открываю окно, терплю, дышу. И лишь тянусь к ключам, как слышу знакомый писк:
– Да отвали ты!
Дьявол! Ланская! Опять она!
Меня едва ли не выворачивает от одной ее тени, и все же я не могу развидеть то, что уже маячит перед глазами. Из ушей вот-вот повалит пар, но я поджимаю губы, глядя, как ее задирает какой-то левый тип. Как он толкает ее, бодается с ней, а Ланская верещит, будто ее ревностно хранимой девственности сейчас что-то угрожает. По-любому же у нее никого не было. Уверен, что, при всей ее мнимой храбрости, она краснеет от слова «секс».
Я моргаю, но Ланская никуда не исчезает, как бы я этого ни желал. И, черт возьми, я ненавижу ее всей душой, но всеобщая одержимость сделать ей больно уже до дрожи меня раздражает. Почему всем вообще есть до нее дело?
Да, у нас небольшой город, и новости разлетаются быстро. Да, многим тупо заняться нечем, кроме сплетен, вот и плодят дерьмо без остановки. Но это, блин, моя мать и моя ненависть. И меня жутко бесят даже мои друзья, которые считают, что имеют право ненавидеть Ланскую.
Не имеют. Как и этот урод, который откровенно домогается ее. Хотя тут ненавистью и не пахнет, тупая похоть.
Злость заполняет легкие, и я выдыхаю ее паром на лобовое. Башню рвет. До сих пор не могу забыть, как еле успел отбить маму, которая ждала меня после работы в парке, когда к ней те ублюдки прикопались. За малым не проехался по ним. Пару раз. Но ногу одному все-таки отдавил.
– Отвали от нее. – Еще на полпути я повышаю голос, потому что ладони мудака лежат на здоровой заднице Ланской в мешковатых джинсах, а от дерзости, с которой она плевалась в меня, не осталось и следа.
Тип лениво оборачивается и смотрит на меня как на мусор, но грабли свои убирает:
– А тебе какое дело? Иди куда шел, чувак.
– Села в машину! – не глядя на него, рявкаю нарывающейся на неприятности дуре, и та куда-то мигом испаряется. Хорошо, повторять дважды не приходится, потому что она явно путает берега. Не понимает, с кем можно шутить, а с кем нет, и если я по-серьезному не трону, то другие… хотя мне порой кажется, что она своей тупостью и меня до греха доведет.