Привычка ненавидеть - стр. 29

Ни с Петей, ни со старшекурсником у нас дальше поцелуев не зашло. И я не жалею. Я не чувствовала, что это было бы правильным. И не вижу смысла спорить или разговаривать с Бессоновым, мысли которого без пароля не вскроешь.

– Не понимаю, при чем здесь моя девственность и почему мы должны ее обсуждать.

– А что нам тогда обсуждать? – Ничего. – Погоду? – Это вряд ли. – Как Савва отымел тебя языком в рот? – Точно нет. – Или как ты подслушивала нас с Софой? – Я слишком резко перевожу на него взгляд, чем, по всей видимости, выдаю себя с головой. – Ты затопила мне потолок.

Его темные глаза примагничивают меня к себе. Я борюсь, как во сне, где не можешь кричать и не в силах проснуться. Я борюсь, но все равно смотрю.

– Я не подслушивала, – тихо, с надрывом. Это все, на что мне хватает сил.

Я ведь и правда наткнулась на них случайно. И уйти постаралась, как только… Ну да, я подслушала часть разговора, но кто в этом признается?

– Конечно, – кивает он. – Если бы я знал, что тебе так нравится подслушивать, не включал бы музыку громко. Глядишь, уже бы научилась чему-нибудь да рассталась с невинностью.

– Тебя так беспокоит моя невинность?

– Меня беспокоит твой отец.

Хлестко. Это прилетает, будто раскрытой ладонью по лицу. Со звоном. Я замолкаю, потому что… ну а что я еще скажу? Тру лоб, скользнув взглядом вниз по его телу и задержавшись на боку, где нахожу новую татуировку, которой раньше не видела. Independence[10]. Я ухмыляюсь сама себе и ищу ту грань, которую бы не пересечь, чтобы меня не скинули с крыши.

– Не понимаю, чем тебе не угодила погода или язык Остроумова. – Я говорю это с серьезным видом, затем следует пауза, и внезапно я слышу смешок. Отрывистый, не очень веселый и неуместный, но… да, это он.

Жутко странно. Если неожиданно потерять память и забыть, кто мы друг другу и какой тоскливый ужас нас объединяет, можно назвать эти посиделки… дружескими?

– Черепица протекает, нужно вызвать работников, – ковыряя пальцами кровлю, произносит он между прочим.

– Да, я говорила… – Отцу. Я осекаюсь и еще раз киваю, соглашаясь с Бессоновым. – Вызовем, июнь обещает быть дождливым.

Это и правда очень странный разговор, со спрятанными в чехлы ружьями, которые мы в любой момент готовы достать и направить друг на друга.

– Можешь рассказать свою эту хрень про коров, – вдруг выдает он.

– Коров?

О чем он вообще?

– Быки, коровы…

– О, ты про корриду. Я люблю историю Испании, – зачем-то признаюсь я. – «Можешь рассказать», – произношу наигранно грубым голосом. – Спасибо, что разрешил.

Висок жжет, но я делаю вид, что мне все равно. Я чувствую себя смелее, хоть и понимаю, как опасно доверять этому чувству.

– Само название страны означает «берег кроликов»: их там раньше было довольно много.

– Скука смертная, – бурчит Ян.

– Что-то друзьям твоим я вчера не казалась такой уж скучной. – Слишком разгоняюсь, чтобы притормозить. Бессонов меня бесит своим высокомерием.

– Может, потому что они хотели трахнуть тебя разок-другой, – стреляет на поражение словами, а не дробью. – Хотя они бы точно заскучали на второй раз. Или даже в процессе первого, если б ты лежала, как бревно.

«Ты отвратительный», – думаю я.

– Ты слишком много думаешь о том, какая я в постели, – говорю вслух. И попадаю точно в цель, потому что Бессонов мечет в меня взглядом, словно молнией. Он раздувает ноздри и поджимает губы. Все его лицо выражает брезгливость, будто он наступил ботинком в кучу, а я ему тут задвигаю, что это все неспроста.