Привет эпохе - стр. 31

Впрочем, буянили нечасто. И «своих», так сказать, штатных сумасшедших мы знали наперечет. Приходил почти ежедневно тихий дедушка с всклокоченными седыми волосами и безумным взглядом. Из авоськи он вынимал толстую общую тетрадь и начинал зачитывать: «На улице Каракумской кран водопроводный не закрыт, вода течет», «на улице Есенина мальчишки арык запрудили», «на Алайском базаре от общественного, пардон, туалета, скверно пахнет». Закончив отчет, интересовался: «Накажете?» Мы отвечали, что непременно накажем и дед, злорадно хихикая, удалялся. Еще приходил безумный изобретатель. Зимой и летом он вешал на себя самодельный вентилятор. Работающий на батарейках, с лопастями, вырезанными из консервной банки, вентилятор издавал противные скрежещущие звуки. Этот тип уже давно изобрел вечный двигатель, но все чертежи у него украл Лаврентий Берия и потому он никак патент на свое изобретение не может получить. Тот неприятный факт, что Берия был расстрелян в том самом году, когда изобретатель родился, его раздражал. Он утверждал, что нас всех обманывают, Берия до сих пор жив, вредит нам всем из кремлевского подвала, где у него тайный кабинет. Обычно встреча с ним заканчивалась одинаково: изобретатель обещал завтра же принести копии чертежей вечного двигателя, просил пять копеек на автобус, спрашивал разрешения «испить водицы» из бесплатного автомата газ-воды в нашем вестибюле и, учтиво попрощавшись, уходил.

Запомнил я и «учителя Сергея Королева», кем себя мнил этот средних лет господин. Тот, по его заверениям, до сих пор осуществлял космические полеты, но предпочитал отправлять на орбиту не людей, а котов. Коты, все как один, слали ему из космоса сообщения о успешном выполнении программы полетов, о своем самочувствии и утверждали, что околоземное облучение на их, то бишь котов, потенцию не влияет. Немало хлопот доставляла нам некая любвеобильная дамочка. По дороге в редакцию она непременно заходила на почту, я сам ее там не раз потом встречал, брала у стойки с десяток телеграфных бланков и на обороте писала письма своим многочисленным мужьям. Все до единого письма начинались одной и той же стереотипной фразой; «Ты болтаешься по жизни, как говно в проруби». Сразу после этой фразы шли объяснения в неземной любви. Дамочка требовала, чтобы редакция мужей немедленно разыскала и вернула их в ее любвеобильное ложе.

Вскоре я сообразил, что некоторые письма – это просто кладезь народного юмора, стал выписывать наиболее нелепые и оттого смешные, на мой взгляд, фразы, которые охотно публиковались впоследствии на 16-й, юмористической, странице «Литературной газеты». Кое-что из тех фраз, неопубликованных, по понятным для того времени причинам, запомнил. Вот, например: « Украшенный плакатом «Слава КПСС!», стоял забор, близкий к падению», «Они били меня по зубам, а от них щепки летели», «Гады из «скорой помощи» дали мне таблетки, а я от них рвал и метался», «Для блядства я уже стара – не могу поднять ни руки, ни ноги, ни зада»… А еще запомнил, обращенное лично мне письмо, в котором мою должность обозвали так: «литросотруднику отдела писем»… Хотя доля истины в таком обращении, признаться, была.

Наши дамы из отдела быстро смекнули, что чтение писем я воспринимаю, как наказание судьбы и быстренько приспособили меня к делу. Была категория писем, которые следовало проверить на месте. Им самим эти проверки были как нож острый, вот они меня и мобилизовали, чему я был несказанно рад – хоть какая-то живая работа, а не протирание штанов в кабинете. К тому же, постоянно обращаясь в различные официальные организации, я довольно быстро приобрел множество полезных для газетчика знакомств, так что тематического голода не испытывал. Так, благодаря своим новым знакомствам, удалось мне попасть на Ташкентский авиастроительный завод в тот день, когда туда приехал лично «наш дорогой Леонид Ильич». Завод выпускал в то время могучие ИЛы, возглавлял это самое крупное в республике предприятие крутого нрава директор по фамилии Сивец, про которого работяги говорили, что у них на заводе не советская власть, а сивецкая власть. К приезду генсека на заводе готовились тщательно, но вдруг поступило сообщение, что Брежнев приехать не может. Все разошлись по цехам.