Притяжение добра - стр. 14
– Есть немного. Спасибо.
– Не за что. Я тебя увидел, когда ты в воду входила. И подумал, вот бы спасти такую красавицу; как только ты упала, сразу побежал к тебе. Испугалась, наверное?
Он присел рядом. Такого открытого взгляда Ира никогда не видела раньше. Интересно, думала она, останется ли такой взгляд, когда он вырастет, ведь взгляд, говорят, не меняется. Первый раз в жизни кто-то сказал ей, что она красивая. Она заметила, что у парня глаза почти черные, а волосы прямые до плеч и золотые. Брови будто нарисованные, губы красивые. Смотрит, будто в душу заглядывает. Голос вроде бы низкий, но еще не совсем сформировавшийся. Мальчик-отрок, еще даже не юноша. Щечки гладкие, скулы только намечаются. Что-то в этом мальчике было необъяснимо притягательное и трогательное. И мелькнула мысль: вот бы ей такого мужа, только взрослого. А вслух сказала:
– Испугаться не успела. Пыталась выбраться, но никак не получалось. Бывает же такое, вся жизнь перед глазами пробежала, и тут – ты… Как зовут тебя, спаситель?
– Федор Филатов. А тебя?
– Ира. Сколько тебе лет?
– Пятнадцать ровно через месяц будет, а тебе?
– Девятнадцать.
Зачем-то хотела сказать, что исполнилось месяц назад, но промолчала. Неужели в свои девятнадцать она хочет казаться моложе? Или это из-за него?
– Ты из Москвы?
– А может, я местная?
– Нет, местные на пляж не ходят в будни, они вообще не ходят на пляж, в других местах купаются. Я тут с одним местным парнем познакомился, он меня просветил. Хочешь, пойдем куда-нибудь с ними купаться? Они все места знают.
– Давай. Но только завтра.
– Так откуда ты?
– Из Москвы. А ты?
– Из Питера.
– Ни разу там не была.
– Приезжай, я тебе город покажу.
– В каком же ты классе, Федя?
– В девятом.
– Чем собираешься заниматься, когда вырастешь?
– Вообще-то я уже вырос. Хочу стать врачом. А ты где учишься?
– Я работаю хирургической медсестрой. Ты с родителями здесь?
– С папой.
– А мама? Отпуск не дали?
– Мама погибла в автокатастрофе, когда мне было шесть лет. Только голос ее помню, она колыбельные мне пела. На фотографию смотрю и голос слышу. Так подпитываюсь, когда грустно или трудно.
– Прости, прости.
– Ничего. Все нормально.
– Папа твой чем занимается?
– Геолог, уезжает надолго, когда возвращается, мы куда-нибудь вместе ездим.
– Когда он надолго уезжает, ты что, один, что ли, живешь?
– С папиной сестрой. У нее – свои трое детей. Когда собираемся, нам, детям, очень весело, а тете – только успевай. Муж ее – мировой мужик, юрист, тетя – учительница музыки.
– И ты музыкой занимаешься?
– А как же. Конечно, в музыкалку ходил семь лет, как все.
«Ничего себе, как все, – подумала Ирина, – у нас только избранные музыкой занимаются».
– И что, прямо играешь на пианино?
– Да, только музыкантом не хочу, хотя говорят, способности у меня, но я решил, врачом-хирургом буду. Смотри, у меня руки, как у врача или пианиста, так моя тетя говорит, ногти растут так, что, когда их очень коротко стрижешь, ноготь как лицо, а кожа над ним как лоб. Видишь? На каждой руке по пять пальцев-человечков.
Ира думала, какой классный парень, только маленький, даже пятнадцати нет, и почему так несправедливо: если хороший, то младше ее. Потом спохватилась, стала корить себя за то, что размышляет о всякой ерунде, он же ее спас, и как повезло, что Федя рядом оказался.