Притворщики - стр. 12
– Домофон, – сказала Алиса.
Ульяна посмотрела на неё с опаской и недоверием.
– Ну да, я и говорю, открыли этот… дофомон, поднялись на лифте на этаж, а потом… Ой, батюшки, Глеб!
– Да говорите уже, – не вытерпел я. – Где Казик?
– Казик?! – Ульяна растеряно огляделась, сглотнула и завопила: – Казик! Казик, ты где застрял, идиота кусок?!
– Я здесь, мам, – Казик сбежал с крыльца и подошёл к нам.
– Казик, сыночка, я испугалась, думала, ты потерялся.
– Я на скамейке сидел, ты же сама мне сказала, чтобы я…
– Казик, умолкни! Глеб, я всё сделала правильно. Всё, как ты нас учил. Казик, сыночка, подтверди?
– Угу.
– Не угукай, балда!
– Что вы сделали, Ульяна? – меня начала раздражать её пустая болтовня.
Ульяна протянула мне связку ключей.
– Забери. Забери, и чтобы я их больше не видела. Ведь сразу не хотела ключи брать, а ты настоял. Помнишь? Помнишь, как настаивал? Глеб, у тебя в квартире… как бы сказать… Господи, я только дверь открыла. А оттуда… Зверюга бешеная! Глаза, как блюдца, зубы, что клинки. Рычит, гудит… Ой, горюшко-горе. Насилу с Казиком успели дверь захлопнуть и на улицу выскочить.
– Это Марс, – сказал я, сдерживая улыбку.
– Какой такой Марс-Шмарс?
– Кавказская овчарка, – я поднялся по ступенькам и открыл дверь.
– А откуда он взялся?
– Друг попросил на некоторое время приютить.
– Так он не бешеный?
– Наоборот – умнейший пес.
– Скажешь тоже, – прогнусавила Ульяна. – Умнейший… да он чуть нас с Казиком не порвал. Казик, сыночка, подтверди.
– Собака просто лаяла, – спокойно ответил Казик. – Но мама боится собак.
– Что ты несёшь, болван! Как это просто лаяла? Глаза, как блюдца, зубы… Глеб, я чуть не померла со страху.
В лифте Ульяна посмотрела на своё отражение в зеркале.
– Что значит Москва-матушка. Такое зеркальце в лифе повесили, а люди-то не сняли. Вот культура где! Небось крепко прикрепили, иначе бы стащили. А ты, стало быть, к нам едешь? – обратилась Ульяна к Алисе.
– Я к Глебу, – растерялась Алиска.
– Ну, я и говорю, к нам значит. Ладно, сейчас сварганю что-нибудь на быструю руку. Глеб, мы в магазине были, – Ульяна кивнула на клетчатую сумку. – Я сальца купила. Картошечку с сальцем пожарю – пальчики оближите.
На лестничной площадке Ульяна тронула Алису за руку.
– Тебя как зовут-то?
– Алиса.
– Меня Ульяной зови. А он Казимир.
– Можно просто Казик.
– В Москву вот приехали. Дело у нас тут важное. Если бы не Глеб, сидели бы сейчас на вокзале, сухари грызли. До чего парень хороший: приютил, накормил-напоил. Ой, век ему благодарны будем. Казик, сыночка, отойди от двери, вдруг зверюга снова сбесится.
– Марс не сбесится, не бойтесь его, – я открыл дверь, и Марс сразу же заскулил и завилял хвостом. – Соскучился?
– Ластится-то как! – хмыкнула Ульяна. – А меня чуть не загрыз, зверюга.
В прихожей Марс обнюхал Ульяну, облизал руку Казику и довольный отправился в комнату.
– Это сколько ж этот буйвол мяса сжирает? Поди по два кило в день трескает, а, Глеб?
– Марс не ест мяса. У него есть сухой собачий корм.
– Скажите, пожалуйста. Такая кобоняка и сухари жует. Во что в Москве-матушке делается. Казик, иди мой руки.
– Хорошо.
– И умыться не забудь.
– Угу.
– Не угукай, паразит! Сколько же ты мать будешь перед людями позорить-то привычками своими деревенскими. Когда ж ты втемяшишь себе, что тута это тебе не тама. Тута столица, куда ни плюнь – институт, тута люди ученые по улицам ходят. Академики живые… В шляпах, в очках. Ты видал сколько здесь очкариков-то? Очки-то простой человек носить зря не будет: раз очки нацепил, значит ума много. Ой, пойду я, картошечки нажарю.