Присягнувшая Черепу - стр. 23

Я так затерялась в воспоминаниях, что налетела на остановившуюся Элу.

– Дамы и господа, – точно со сцены, провозгласила она. – Представляю вам «Танец Анхо».

Она широко повела рукой, указывая налево, где стояло здание с широкими окнами. Его отделял от мостков узкий канал; изящная резная арка переправы выводила на площадку, уставленную столиками для посетителей.

– И почему я не удивлен? – поморщился Коссал.

– Ты потому не удивлен, – сообщила ему Эла, – что я еще в Рашшамбаре обещала привести вас в лучшую городскую гостиницу с лучшим оркестром, тончайшими винами и самыми распрекрасными посетителями. Что и исполнила.

Не мне было судить изысканные заведения Домбанга (я провела детство в трущобах восточной окраины среди покосившихся свайных хижин над вонючей водой), но с тех пор навидалась других городов и могла сказать, что Эла говорит не зря. Шесть музыкантов – два барабанщика, два флейтиста и два певца: мужчина в открытом жилете и женщина в ки-пане с разрезами на бедрах – расположились посреди площадки. Играли они лучше всех, кого нам довелось услышать по дороге: громкий будоражащий мотив, исполненный жизни, и в то же время сложный, насыщенный. Нарядные танцоры исполняли перед ними старинный домбангский танец, а сидевшие по сторонам завсегдатаи ладонями отбивали ритм. Голые до пояса подавальщики – отобранные, как видно, по красоте и изяществу, – подняв над головой подносы, легко пробирались через толпу. Женщины в просторных блузах с низким вырезом трудились за стойками: в свете факелов вращали бокалы, подбрасывали, ловили у себя за спиной и ловко разливали золотистые напитки из высоких бутылей.

– А ты не слышала, как я еще в Рашшамбаре сказал, что предпочитаю места потише и потемнее? – ответил Коссал.

Эла выпятила губки, задумчиво окинула взглядом звездное небо и покачала головой:

– Нет, такого не слышала.

– Ты понимаешь, – проскрежетал Коссал, – что я хоть сейчас мог бы отдать тебя богу? Ты стала бы щедрой жертвой.

– А вот и не отдашь.

– Такая уверенность и губит людей.

– Мертвая я уже буду не так хороша.

– Наоборот, в качестве трупа ты будешь прекрасна.

– Если задумал до меня добраться, поспеши, – посоветовала Эла. – Проворства у тебя с годами не прибавляется.

– А в Рашшамбаре ты говорила, что я еще молод.

Эла обхватила его за пояс, притянула к себе. Он, не противясь, позволил ей промурлыкать на ухо:

– Так то было в Рашшамбаре.

Коссал, окинув ее суровым взглядом, отстранился.

– Я найму комнату и лягу спать. И тебе советую, – бросил он мне.

– Но ведь еще нет и полуночи! – воскликнула Эла.

– Ты здесь можешь заниматься чем вздумается, – угрюмо напомнил он жрице, – а девочке завтра с утра работать. Ее Испытание уже началось – в тот момент, когда она вогнала нож в ту несчастную. Значит, до окончания четырнадцать дней. Уже меньше. Не так много остается свободных вечеров для выпивки и танцев.

– Не знаю, – ответила Эла, выпустив его, чтобы обвить тонкой рукой мою талию. – Я всегда замечала, что выпивка и танцы проясняют мысли.

И, не дав мне возразить, она увлекла меня по узкому мостику к гостинице – к столику поближе к музыкантам.

– Ну, – заговорила Эла, выгибаясь и потягиваясь на стуле, – ты наконец мне расскажешь?

На столике между нами стоял графин из дутого стекла – почти полный, уже третий за эту ночь. Жрица потянулась к нему, наполнила мой бокал, а поставив запотевший графин, слизнула с пальцев влагу. Мне она напоминала кошку – нарочитой небрежностью движений.