Присвоенная Дьяволом - стр. 16
Маленькая, хрупкая, невинная и такая слабая. До боли в отвердевших и налитых яйцах хочется обхватить сосок горячими пересохшими губами. Мучительная страсть к этой…игрушке, вещи, почти собачонке Дракона. Ведь она умрет сразу после того, как станет понятно, что она не беременна. А именно так и будет. Хайртай…любовь, любимая. Надо дать ей другое имя…вместо этого, которое придумал ей когда-то.
– Ты знаешь кто я, Хайртай?
– Люба…, – шепчет тихо и упрямо.
– Ни хрена. Ты больше не Люба. Ты Хайртай, и то до момента пока хозяин не даст тебе другое имя.
– Вы…вы можете, пожалуйста, не трогать меня?
Попросила и закусила нижнюю губу. Невинная порочность, сучка, которая наверняка понимает, как это действует на мужчин. Ее прикушенная пухлая губа.
– Я спросил, ты знаешь, кто я? Отвечай!
И сдавил сосок между пальцами.
– Дьявол! – выкрикнула она и побледнела, а потом покраснела.
– Верно, и я твой проводник прямиком в ад. И пока я веду тебя…ты принадлежишь мне!
Прохрипел и сам осатанел от этих слов. От того, что сказал, что она принадлежит ему. Потому что это ложь и этого никогда не будет…даже несмотря на то, что он поставил на ней свою метку. Да, не метку Дракона, а свою. Не удержался и припечатал, заклеймил сучку с топазовыми глазами. А потом…потом нашел ту вторую девятую и…лишил ее ноги, чтобы никто и никогда не узнал о том, что их было две. Стать врагом Дракона – означало смерть. Означало смерть не только его самого, но и всей его семьи…включая презренного сводного брата и его родственников.
Пусть Тархан не жаловал Хана, но он трепетно относился к Эрдэнэ, уважал Ангаахай и обожал своих крошечных племянников. А весь остальной мир мог сгореть, на хер…весь, кроме этой медной русской.
– Ты зачем… зачем ее рассматриваешь?
В юрту зашел БугА. Карлик, верный пес Тархана, и имя у него собачье, ему его сам Дьявол придумал, когда бездомного избитого нашел в русском городе. Буга не был монголом. Он вкатился в юрту, загребая маленькими кривыми ножками. На носках его ботинок звенели мелкие колокольчики. Так ему нравилось. У него вообще был своеобразный вкус.
– У тебя спросить забыл!
Потом крикнул девке:
– Прикройся!
– Нельзя на них смотреть, сам знаешь. У нее лицо без краски. Как она смазалась? Остальные не видели ее?
– Не видели! Платком прикрылась! И какого хрена лезешь?
Тархан страшный взгляд на карлика бросил, да такой, что тот шаг назад сделал.
– Ты, псина, говори да не заговаривайся. Место знай свое. Что-то разболтался сегодня. Что там с ужином моим? Проверил?
– Проверил. Скоро принесут.
Девчонка, тяжело дыша, смотрела на них, а потом взгляд на руки свои перевела – обе ее ладони измазаны черным. Потерла друг о друга и лицо свое потрогала. А Тархан на нее смотрит, и ноздри его трепещут, раздуваются. И жутко, и красиво выглядит в этот момент Дьявол, и видно, что от этого пристального взгляда русской становится еще страшнее, и она в самый угол юрты жмется.
– Неси мой ужин, БугА. Я голоден. И узнай у старого проныры, что там со сладостями. Пусть мед дает и яблоки в сахаре.
– Зачем? Ты же не ешь сладкое?
Зыркнул на карлика, и тот заткнулся, глаза свои огромные голубые закатил и вышел вперевалочку из юрты.
– И пусть найдет мне шлюху! Или даст своих дочерей! Я трахаться хочу!
Сказал и пристально посмотрел на девчонку, которая вся вспыхнула и чуть ли не закрыла лицо руками. Она уже успела натянуть на себя кофту и завернуться в жилетку.