Пристойное поведение - стр. 32
- Ты меня больше не любишь? - спросила она. Я молчал. Она смотрела на меня и будто осознавала, как сильно все изменилось. Раньше я прощал ей многое. Да абсолютно все. По первому звонку срывался и летел на выручку. Но она перегнула, и палка терпения переломилась. Она это все увидела сейчас в моих глазах. И испугалась по-настоящему. Будто впервые восприняла всерьез угрозу разрыва. Словно все эти месяцы после моего открытия ждала, что вот-вот я перестану дурью маяться.
И тут меня осенило! Она ждала отмашки врача, разрешения заниматься сексом, думала, что через постельные дела удастся меня быстренько вернуть. Я покачал головой, и она опустила плечи.
Я молчал. Я не хотел делать ей больно. Но и врать тоже не собирался. Есть женщины, за обман которых начинаешь ненавидеть самого себя. Особенные женщины, у каждого мужчины они свои: мама, сестра и Ксюха — мой набор перед вами.
Трудно было подобрать слова обоим. Впервые за много месяцев говорили серьезно, и это выворачивало душу наизнанку. Меня даже подташнивало.
- Егор, все кончено, да? Ты никогда не простишь? - она произнесла это очень тихо, но я услышал. И это было больно. Хоть я и был уверен на девяносто девять целых и девять десятых процентов, что она предала - оказывается, был не готов услышать признание вслух.
- Маленькая Санни, я не смогу, - развел руками. Хоть она и старшая Колькина сестра, я всегда звал ее «маленькой» из-за роста. Не помню времени, когда она была бы его выше.
- Потому что больше не любишь.
- Потому что еще люблю.
- Что теперь будет, Егор? - она прижала руки к животу. - Ты всем расскажешь, да?
- А как ты думаешь? - я помог ей сесть на диван, сам устроился рядом. Переплел пальцы в замок, чтобы куда-то деть их.
- Мне очень, очень жаль, - ее глаза снова и снова наполнялись слезами. Искренними, не лицемерными. Печально. На этом диване в этой комнате оказалось вдруг столько печали, что впору плотину для слез ставить да вырабатывать электричество, хоть какая-то польза от нашей беды. На кресле вибрировал телефон снова и снова — Веро что-то писала.
- Правда жаль? - спросил не то с насмешкой, не то с надеждой. Сам не понял.
- Правда.
- Это хорошо.
- Ты сможешь меня когда-нибудь простить?
- За то, что так и не смогла полюбить меня? - я лег и посмотрел в потолок, пожевывая незажженную сигарету. Впервые за много месяцев мы говорили начистоту. Будто вернулись в прошлое, то время, когда штамп в паспорте не сделал нас врагами только за то, кто мы есть на самом деле.
- Я тебя полюбила. Сильно. Если бы можно было вернуть время... я каждый день молюсь, чтобы он оказался твоим. Каждый божий день, Егор! Я в церковь хожу, напрямую к Богу обращаюсь. Он твой, я уверена в этом. Ты мой муж, по-другому просто не может быть. Прости меня... Я... дура, я запуталась.
- Скажи, тебе чего-то не хватало? - сам удивился, как смог заставить свой голос звучать бесстрастно. Сердце колотилось на разрыв аорты.
- Пожалуйста, не задавай такие вопросы. Не унижайся передо мной, - она встрепенулась, села рядышком. Близко-близко. Провела ладонью по моему лицу, я закрыл глаза. - Ты самый лучший.
- Убедилась?
- Да, - тихо ответила, и я зажмурился. Ее слезы капали мне на лицо, мы долго вот так полулежали на этом кожаном диване. А потом, спустя где-то час, она произнесла хрипло: - Не бросай меня. Я не справлюсь одна. У меня никого не останется.