Пристально вглядываясь. Кривое зеркало русской реальности. Статьи 2014-2017 годов - стр. 41

В данном высказывании гораздо интереснее не оценка кулака, а характеристика Энгельгардта, которая вырисовывается из текстов известного публициста и знатока русского крестьянства. Энгельгардт отторгает экономического человека по принципиальным основаниям. При этом позиция самого автора внутренне противоречива. Помещик, согласно Энгельгардту, может разворачивать товарное производство. Это нормально и естественно. А крестьянин должен трудиться из любви к труду, земле и хлебу. Кулак, осознавший смысл и природу денег, усвоивший потенции капитала, перешедший от натурального хозяйства к товарному, предал вечное предназначение крестьянина, и нет ему оправдания.

Здесь вспоминается Маркс, утверждавший, что владелец сталеплавильного завода занят не производством стали. Он делает сталь по поводу получения прибыли. Коммунистическое, равно как и реакционно-романтическое, отторжение «мира торжествующего чистогана» облекается в формы морального осуждения. Капиталист не любит продукта, который производит для рынка: он одержим страстью к наживе. К счастью, старшее поколение нашей страны пожило в мире, где решительно все делалось «во имя человека и для его блага», и никогда не забудет того бесконечного убожества, которое окружало советских людей. Не забудет ни магазинов «Березка», ни завистливых взглядов на немногих счастливчиков, ездивших за рубеж и приобщенных к волшебному слову «импортное». Истина, что человек делает что-либо безупречного качества в том случае, если альтернатива – разорение и утрата социальных позиций, досталась нам слишком дорого, чтобы разделять иллюзии феодального сознания.

Русский интеллигент так же, как аристократ, дворянин, Православная церковь, чиновник и традиционный крестьянин, был воинственным носителем добуржуазного и антибуржуазного сознания. В России сложился мощный консенсус, направленный на противостояние включению России в общеевропейские процессы ХХ века. Российское образованное общество славило натуральное хозяйство и отрицало крестьянина, вписанного в рыночные отношения и эффективно оперирующего на рынке. Приведем суждение Михаила Давыдова – автора фундаментального исследования, посвященного пореформенной эпохе: «В основе неприятия Столыпина современниками лежало крепостническое сознание образованного российского класса, который эти ценности (частная собственность, экономическая свобода) предназначал только для себя, но не для народа»40.

Сформулируем важный тезис: условие устойчивого существования частной собственности – экономическое мышление в обществе в целом и как минимум в слое собственников. Не будем заглядывать слишком глубоко, обратимся к пореформенной России 1861–1917 годов.

Крестьяне были очевидно лишены экономического мышления. Тысячи свидетельств, рассыпанные в литературе, подтверждают это. Крестьянин, ставший на путь формирования экономического мышления и ушедший от натурального хозяйства, двигался к статусу кулака либо предпринимателя. Бесконечные инвективы, обращенные к мироедам-кулакам, лишний раз свидетельствуют, что объектом кулацкого «закабаления» был девственный доэкономический человек.

Дворянство и аристократия – также носители доэкономического сознания. И этот, казалось бы, парадокс заслуживает внимания. Владельцы крупной собственности, люди, жившие в большом обществе, умели тратить, но не умели считать, соотносить свои доходы и расходы и в целом не умели мыслить экономически, были некомпетентны в элементарных вещах. Все хозяйственные и управленческие заботы лежали на управляющих имениями. От управляющего ждали доходов и экстраординарных поступлений в особых ситуациях. Помещик в принципе был лишен способности соотносить расходы с доходами, поэтому земли закладывались и перезакладывались, леса и «вишневые сады» продавались, а разорившийся помещик, в конечном счете, шел на государственную службу. Естественно, что типичный управляющий пользовался минимальной компетенцией своего нанимателя, обкрадывал его и за пару десятков лет наживал приличное состояние.