Приносящая удачу - стр. 18
– Ну а нам-то что? – спросила тем временем Олеська. – Ну припёрлись, ну ночуют, ну и что?
– Да ничего, – ответил Сенька. – Я ж и говорю: молодцы, девки.
Мать Олеськина подала ему плошку с горячим супом и краюшку хлеба, так что всё, что мы слышали от него дальше, так это только чавканье.
После ужина на чердак не пошли, естественно. Потому что на постояльцев было посмотреть интересно. Прокрались к моему дому. Смеркалось уже, скоро мои все ужинать соберутся. Надо было спешить.
Заглянули в дом, но никого там не увидели, кроме своих. Огляделись, и Олеська заприметила, что у амбара замок снят и висит на ручке.
– Там, наверно! – воскликнула она и тут же зажала себе рот рукой: надо было действовать тихо.
Подошли к амбару почти на цыпочках, чтобы никто не заметил. Но признаков жизни не было: ни разговоров, ни шорохов. Может, и были там гости, но дверь плотно закрыта – не подсмотреть. Мы тоскливо побрели и засели под окнами, в кустах сирени. Скоро ужин, а, значит, гостей всё же увидеть получится. Правда, через стекло только, и придётся быть осторожными, чтоб никто не заметил.
Сидели довольно долго, или так просто показалось: когда сидишь и ждёшь, да ещё и не поболтать, время медленно течёт. И кусты, как назло, сирени… Был бы, например, крыжовник – я б и неспелый поела от нечего делать. А так… скукотень!
Но вот послышались голоса в кухне, и мы с Олеськой приободрились. Подождали, пока все рассядутся за столом, и приготовились подсматривать и подслушивать.
***
Олан отлично вписался в быт этой семьи, словно каждый день он сидел на этом самом стуле за этим самым столом и ужинал с этими людьми. Он молчал, потому что знал: говорить – подыгрывать Леону. К тому же ландграф по какому-то недоразумению полагал, что умеет разговаривать с людьми. Олан замечал, как Леон теряется, если его не понимают или реагируют не так, как он полагал, так что сейчас следопыт предвкушал удовольствие. Он сидел и поглядывал на Леона, ожидая, когда же тот начнёт неумело вызнавать о своём клинке. Что это будет неумело – Олан знал наверняка, и что ландграф обязательно почувствует себя дураком – тоже.
Леон сперва поел, поскольку и правда проголодался и не видел причин скрывать этого. Он ел, исподтишка разглядывая всех присутствующих. Два парня отужинали быстро, поблагодарили хозяйку и куда-то ушли, совершенно не заинтересовавшись появлением гостей. За столом осталась медленно ковыряющая ложкой в тарелке девица лет семнадцати, да хозяева дома. Ну, и Олан, который то и дело лукаво улыбался Леону. Мужчине было необходимо начать всё вызнавать и, опасаясь, что их попросят из-за стола в любую минуту, он решил начать разговор.
– Знаете, у нас обычно едят молча, когда на что-то обижены, – сказал Леон, застенчиво улыбнувшись хозяйке.
Та в ответ улыбаться не стала и ответила:
– У нас едят быстро, чтоб свечи не тратить, так что не до болтовни.
– Почему бы тогда не ужинать до заката? – резонно спросил ландграф.
– Пока светло, дел много, надо успевать всё, – ответила женщина, и Леон поймал на себе ликующий взгляд Олана.
Похоже, следовало заткнуться и есть или проваливать из-за стола. Ландграф устремил взгляд в свою тарелку и принялся есть, смущённый тем, что снова сделал что-то не так и этим позабавил Олана. Тем более тот, кажется, предвидел это.