Принцесса выходит в свет - стр. 28
– Леди Катверия, – они оглянулись. – Простите, могу я говорить с вами один к один?
Катверия что-то протатакала и Орджонно, улыбнувшись принцессе, пошел дальше.
– Я хочу спросить, – начала принцесса, опираясь на парапет и собирая все свои знания аппалийского в одну, увы, довольно скромную кучу. – Я случайно видела… Слушала, как вы говорили с Хемнель вчера утром.
– А! – протянула Катверия, припоминая.
Принцесса немного расслабилась. Это прозвучало так по-человечески, что показалось, будто Катверия сейчас и заговорит на каком-нибудь понятном языке. Но – нет!
– Тра-та-та… – принцесса прервала это, выставив вперед две прямые ладони.
– Пожалуйста, очень медленно! – очень медленно сказала принцесса.
Катверия кивнула.
– Она, служебный глагол прошедшего времени, неизвестный глагол, ее маленькие цветочки, впереди от, неизвестное слово, мой муж! – медленно сказала Катверия, точнее, это было то, что медленно разобрала принцесса.
Принцесса благодарно ей улыбнулась. Слова «она» и «мой муж» в одном предложении, в принципе, уже указывали на суть дела, но хотелось подробностей – при чем тут цветочки?
– Можно еще один раз? – попросила она, сложив ладони вместе.
Катверия не возражала, ей даже было приятно, что кто-то говорит с ней на ее языке. На этот раз она сопровождала каждое слово поясняющим жестом, и до принцессы наконец дошло: фразу «она распускала свои бутончики под носом моего мужа» нужно было переводить как «строила глазки»! Принцесса хотела попросить Катверию не употреблять больше идиоматических выражений, но – расколи ей черепок! – как сказать «идиоматический» по-аппалийски?
– Мне не нужна здесь любовница мужа! – объясняла Катверия, жестикулируя, и дело потихоньку налаживалось. – У него уже есть две любовницы дома, в Аппалии. Я сама их выбирала.
Принцесса предположила, что в переводе путаются какие-то детали, но общая картина была ясна. Кое-что, впрочем, ее зацепило.
– Вы не боитесь, что ваш муж вас… – подбирала слова принцесса. – Что Орджонно уйдет от вас?
– Уйдет? – удивилась Катверия. – Нет! Конечно нет!
Посмотрев на недоумевающую принцессу, Катверия сообразила, в чем путаница:
– Мой отец есть брат короля Аппалии, – сказала она, прикладывая пухлую руку к такой же груди. – Не его!
– А! – все встало на свои места. – Спасибо!
Внизу, по дороге от лагеря к малым воротам, двигалась маленькая фигурка Бурбоса. Они обе его заметили.
– Очень жалко бедную девочку, – сказала Катверия, глядя вниз между зубцами парапета.
– А откуда вы знаете, что Хемнель… – принцесса изобразила собой распускающийся бутончик. – Вы видели вашими глазами?
Катверия покачала головой, нахмурилась, пошарила взглядом по плитам перехода, приложила пальцы в перстнях к губам.
– А! – сказала она наконец. – Это мне рассказала Миосса! Нет… Альомна!
Принцесса была неприятно удивлена. Она поблагодарила Катверию и пошла в замок, размышляя на ходу. Еще раз – Катверия сердилась на Хемнель, потому что эта двойная Мальмоса что-то ей сообщила. Принцесса посмотрела на саму себя и почувствовала, как натягивается кожа на затылке. А она сама-то откуда знает про «деревенщину»? От принца Фота! А он? Хемнель могла обозвать ее, например, по-свойски обсуждая окружающих с Бурбосом. Но не с Фотом же!
Саму принцессу с детства учили, что ее мнение об окружающих людях вообще никому неинтересно. Симпатичен ей кто-то или, наоборот, вызывает отторжение, не имеет значения – ее дело дружелюбно-сдержанно улыбаться и всем одинаково утешать взор. И уж точно не позволять себе никаких комментариев в присутствии чужих ушей. Почему же Хемнель сочла это возможным?