Принцесса для императора - стр. 5
– Но она всего лишь… – Октазия закусывает губу (Фероуз смотрит на неё ледяным взглядом) и склоняется в глубоком поклоне. – Я прослежу, чтобы этого ужасного человека изгнали из моего благородного дома. Благодарю вас за то, что открыли мне глаза на творящиеся здесь беспорядки.
Я сглатываю: ей жаловались на Вездерука, но она никогда его не наказывала. Её обещание – правда или вежливая ложь?
– Спокойной тебе работы, – едва улыбается мне Фероуз и взмахом руки отправляет прочь.
Он вновь смотрит на Октазию, её щёки пылают. Бесшумно выскальзываю из гостиной и затворяю двери. Хочется верить, что она сдержит обещание, но пока Вездерук здесь, и следует вести себя осторожно.
Третий час я помогаю на кухне. Пот струится между лопаток, лицо наверняка такое же багровое, как у кухарок. Сегодня первый день, когда я выполняю чёрную работу с радостью: здесь слишком много людей, чтобы Вездерук попробовал до меня добраться. Даже переодеваться не пришлось идти: мне одолжили сорочку, и одежда быстро просохла у очага.
Пока вырезаю косточки из вишен (с пальцев будто капает кровь), мысли крутятся вокруг сегодняшних событий. Я никого не обнадёжила по поводу Вездерука, но то и дело обмирала, представляя, какой замечательной может стать жизнь без него.
Обдумываю возможную подмену на бал: спрашивала у кухарок и служанок, но, к сожалению, Октазия почти всех слуг одолжила на подготовку к балу, и у остальных было слишком много работы, чтобы разрываться между императорским дворцом и домом. Но я ещё надеюсь, что уговорю кого-нибудь из городских знакомых меня подменить.
Рядом шумно шкварчит лук.
Дверь распахивается, у дворовой девчонки огромные от изумления глаза:
– Вездерука выгоняют!
Миг молчания, только кастрюли и сковородки шумят, и кухня взрывается недоуменными возгласами. Всё равно не верится. Вместе с девушками и молодыми женщинами я выкатываюсь в коридор, мчусь к заднему выходу, откуда слышится улюлюканье.
Мы высыпаем на потёртое крыльцо.
Октазия стоит у фонтана, придерживая рукой чёрную накидку, губы плотно сжаты. Вездерук стоит перед ней на одном колене, из носа снова подтекает кровь. Не знай я, кто ему физиономию изукрасил, подумала бы, что кто-нибудь из слуг Октазии его так.
– За что это его? – шепчет кто-то за спиной.
Все смотрят с любопытством. Меня радует, что сочувствующих ему не видно: значит, не зря он своё получил.
– Ты опозорил меня перед высоким гостем, – выдыхает Октазия. – Ты… Чтобы я тебя больше здесь не видела, ты больше не принадлежишь этому дому. Вон.
Вездерук поднимается.
– Тебе это с рук не сойдёт! – бросает он в толпу, но смотрит на меня, только на меня.
– Вон! – Октазия указывает на ворота.
От злобного взгляда Вездерука замирает сердце, с трудом сглатываю. Он поднимает с земли серый узел с вещами и, перекинув его через плечо, неровной походкой топает к воротам. Перед тем, как закрыть дверь, Вездерук вновь смотрит на меня, и в его глазах я читаю обещание мести.
Створка ворот захлопывается. По толпе прокатывается восторженный выдох. Октазия оглядывает нас с негодованием, но даже это не портит радость избавления от Вездерука.
Возвращаясь на кухню, девушки и женщины перешёптываются.
– Что же случилось?
– За что его так?
– Может, он к ней попробовал приставать?
– Или к дочкам её?