Принц в фартуке - стр. 27

До совершеннолетия на кухне я побывала ровно два раза. Впервые, когда мне было лет семь, и я тайком пробралась на запретную территорию из любопытства. Естественно, я ничего не поняла, а дёргающаяся в руках повара ещё живая рыба напугала меня до слёз. Меня поймала гувернантка, немедленно отвела к матери, и мать строго выговорила мне за неподобающее поведение, наказала. Больше на кухню меня не тянуло. Не столько из-за выговора, сколько из-за рыбы.

Второй раз я побывала на кухне, когда учитель рассказывала о работе поваров, кухарок, посудомоек. Проведя меня по большому наполненному неприятными запахами помещению за каких-то пять минут, учитель напомнила, что леди большого дома никогда не опустится до прихода на кухню. Каждый должен заниматься своим делом, и обязанность хозяйки контролировать экономку, дворецкого, управляющего. Наверное, так бы и было, если бы… Ах, какая разница? Я ни о чём не жалею.

После разрыва с семьёй, несмотря на то, что я потеряла право носить родовую фамилию, я всё ещё сохранила привилегированный статус аристократки, что позволило мне сразу претендовать на должность инспектора. Я работаю в Опеке, делаю нужное дело. Моя жизнь небессмысленная – о чём жалеть?

Разве что скучать по комфорту… Сейчас, вспоминая, сама не понимаю, как справилась. Я ведь привыкла, что обо мне заботятся две личные горничные, и вдруг оказалось, что у меня вообще нет слуг, что я совершенно одна и предоставлена сама себе. И если хоть какие-то представления об уборке у меня были, я видела работу горничных, то о стирке и готовке – нет, потому что вживую наблюдать мне не доводилось.

Я прекрасно справилась с наймом помощницы по хозяйству, всё было хорошо целых десять лет. Кто же знал, что появится недобиток и всё испортит?

– Не дровяная, – повторяет он за мной с нечитаемой интонацией, а затем забирает продукты с обеденного стола на столик у плиты.

Я с некоторым удивлением наблюдаю за действиями парня. Он открывает кран на полную мощь, достаёт из тазика тарелку, брезгливо стряхивает капли и подставляет под бьющую струю.

– Моя помощница всегда приносила губку и бутылку с чем-то…

– Неужели.

Я замолкаю. Я чувствую неловкость и одновременно раздражение, причём раздражения больше. Смотреть на недобитка мне больше не интересно, я поднимаюсь и ухожу в спальню.

Неожиданно, в собственном доме я ощущаю себя чужой, лишней. Или правильнее сказать, что квартира никогда не была моим домом? Я оглядываюсь, смотрю на мебель, на стены, как будто впервые вижу. Работая в Опеке, я повидала немало квартир, и обычно все они так или иначе несли след индивидуальности хозяев. Моя квартира… Посторонний с первого взгляда поймёт, что здесь ночуют, но не живут. Я бы могла устроить свой дом, сделать его совсем другим. Сделать его родным и уютным. Но я не сделала, продолжая годами жить в месте, которое мне не нравится. Почему?

Меня накрывает острым ощущением одиночества.

Я вдруг начинаю задыхаться, точь-в-точь, как тогда, десять лет назад. И точь-в-точь, как тогда, никто не приходит. Я сжимаю подлокотник и сосредотачиваюсь на ритме дыхания. Владеть собой и уметь контролировать каждый вздох меня научили…

Почему?

Я думала, что оставила прошлое в прошлом, что моя новая жизнь… Оказывается, я лишь прикрыла пустоту в своей душе, спрятала от самой себя. А теперь вдруг хлипкая заслонка проломилась, и я рухнула.