Принц в Бомбее - стр. 37

– Совершенно согласен. – Джамшеджи нахмурился. – Если дознание и полицейское расследование зайдут в тупик, мы можем попробовать добиться, чтобы родителей выслушали в другом суде.

Первин обрадовалась перемене в настроении отца:

– Ты мне поможешь?

– В обычном случае я был бы только рад представлять интересы такой семьи. Но пока в этой истории столько темных пятен. – Джамшеджи поднялся на ноги. – Из уважения к Каттингмастерам я буду наблюдать за твоими действиями. Согласна?

– Разумеется. Мне завтра написать Каттингмастерам записку?

– Давай сегодня не будем думать про завтра. Ты долго тут просидела со своими переживаниями. Тебе нужно поесть.

Через час официант принес Первин тарелку сэндвичей с курицей и чатни, ананасное пирожное и чайник чая дарджилинг. Первин вдруг обнаружила, что страшно проголодалась, несмотря на все свои тревоги – скорбь по Френи, беспокойство за маму и Гюльназ. Ей мучительно было думать о том, что они, как и она, могут стать свидетелями беспорядков. По счастью, они были не в одиночестве, а с родными Гюльназ.

Поужинав, Первин спустилась вниз. В лобби, как и прежде, было очень людно, к трем телефонным будкам в соседнем холле выстроилась длинная очередь. Попасть в одну из них Первин удалось лишь через полчаса, она сняла трубку и попросила оператора отеля набрать номер резиденции мистера Л. М. Банкера. На том конце ответил слуга и пошел звать маму Первин.

Голос Камелии Мистри звучал, как всегда, спокойно:

– Здравствуй, доченька. Ты где?

– В отеле «Тадж-Махал». Папа не хотел возвращаться домой – путь-то лежит через фабричный район.

– Да, он мне уже позвонил, и я одобрила его решение. Лучше оставайтесь в Европейском квартале, пока эти гунды[25] не утихомирятся.

– А как у Банкеров?

– Они побаловали меня отличной едой, выделили прекрасную комнату; ну и, разумеется, ужасно рады, что Гюльназ хоть на одну ночь вернулась под родной кров. Уверена, что я бы прекрасно переночевала дома и без папы, но Гюльназ так сюда рвалась – я не смогла ей отказать.

Первин и рада была бы не переживать, но она прекрасно знала, что парсийская колония Дадар – единственная община зороастрийцев в Бомбее, не обнесенная стенами.

– В районе видели бунтовщиков?

– Нет, да они и не смогут сюда попасть. На улицах полицейские патрули, там же самые крепкие наши парни. Наслаждайся «Таджем», а за нас не переживай, – успокоила мама Первин.

– Никогда еще не видела здесь такой толпы. То, что папа нашел нам номер, просто чудо.

– В былые дни очень помогало то, что дедушка был другом мистера Таты, но дедушки больше нет; видимо, Растом использовал свои связи. Он же строит Ворота поблизости, часто приглашает в отель деловых партнеров на ленч или чай. Растому понравился ваш номер?

– Я брата пока не видела.

– Нашел себе очередное дорогое развлечение, – ласково усмехнулась Камелия.

Какой-то бизнесмен стоял, прижавшись всем лицом к стеклу телефонной будки. Первин поняла, на что он намекает. Она пожелала маме спокойной ночи и вышла.

Часы показывали десять вечера, и, дожидаясь лифта, Первин обвела взглядом гостиничный холл. Толпа успела поредеть примерно вполовину – видимо, многие постояльцы уехали, как и Колин, в Дом правительства. Первин рассудила, что, если полиция сочтет обратный путь небезопасным, все они останутся в правительственной резиденции, пока не утихнут протесты.