Принц в Бомбее - стр. 29
– Френи Каттингмастер.
– Девушка, которая приходила к вам в понедельник. Но как же так? – Морщины у глаз Мустафы стали глубже обычного.
– Я почти ничего не знаю, – прервала его Первин ради обоюдного блага. – Выясню все точнее после вскрытия. А пока нужно, чтобы за нее помолились.
Мустафа кивнул:
– Тут за углом работает Эрвард Фрамджи, а дом у него на Малабарском холме, рядом с кладбищем. Пойду узнаю, не возьмется ли он доставить. Если нет, отнесу сам.
Мустафа слишком настойчиво ее опекал, но как никто другой умел быстро и умело решать все проблемы. Первин поблагодарила его и пошла наверх, радуясь тому, что хотя бы одно дело, почитай, сделано.
Она зашла в изящную ванную комнату, отделанную зеленой плиткой, – пользовалась ею только она одна – и умылась, воспользовавшись двумя ведрами; прохладная вода и мыло прибавили ей бодрости. Вроде бы удалось смыть с кожи прикосновения тех негодяев, хотя и не забыть про их наглость. Эта травма и смерть Френи, в силу близости во времени, наложились друг на друга; какие-то подробности тонули в дымке, другие проступали с болезненной отчетливостью.
– Пора ехать, Первин-мемсагиб, – позвал Мустафа, когда Первин спустилась вниз, одетая в сари для приемов: фиолетовое, с блеском, из дорогой ткани пайтани[23], с золотыми пальмами на кайме.
Семейный шофер Арман открыл перед Первин дверь «Даймлера», но на лице его не показалось привычной улыбки. То ли он сам видел беспорядки в городе, то ли успел наслушаться от ее отца. Первин устроилась на заднем сиденье с портфелем, саквояжем и отцовским багажом. Мустафа – в руках у него была винтовка – сел впереди, рядом с Арманом. Посмотрел через плечо на Первин, вздохнул:
– Хотел бы я остаться с вами в отеле, помочь по мере сил. Но ваш отец считает, что за Мистри-хаусом необходим присмотр.
«Даймлер» катил по главным улицам города – зрителей на них не осталось. На тротуарах, точно каштаны после бури, валялись английские флажки.
– Удивительно, что никто их не подобрал. Можно же продать, хотя и недорого, – заметил Арман, отнимая руку от руля, чтобы указать на флаги, все еще висевшие на зданиях и фонарных столбах.
– Боюсь, ходить сейчас по улицам с английским флагом – значит напрашиваться на неприятности, – заметила Первин.
– Разве что ты несешь его, чтобы бросить в костер! – мрачно добавил Мустафа.
Арман ехал быстро, довольно скоро они свернули на Аполло-Бандер, где царила привычная суматоха – у резиденции Бомбейского яхт-клуба и отеля «Тадж-Махал-палас» выстроились наемные повозки и автомобили.
– Я выйду здесь, – сказала Первин, которая не любила ждать в очередях.
– Я не вижу вашего отца и брата, – удержал ее Мустафа. – Нужно подождать…
– Да как они разглядят машину? Перед нами еще десяток. Все будет хорошо! – Первин шагнула на тротуар, крепко держа в руке саквояж, обогнула кучку европейцев – они болтали и обнимались. На подходе ко входу в отель она миновала нескольких богато одетых парсов и детишек явно княжеской крови – в тюрбанах, украшенных драгоценными камнями, и сюртучках-акханах.
Мустафа последовал за ней, передал оба чемодана гостиничному носильщику в ливрее и приглушенно осведомился:
– Вы уверены, что больше вам мои услуги не понадобятся?
– Да, обещаю, что никуда не сбегу. Пожалуйста, будьте осторожны по дороге домой.