Принц в Бомбее - стр. 21
– Сперва мы должны собрать улики, – решительно заявил констебль. – Не могли бы вы перевернуть тело, доктор?
– Ни к чему ее переворачивать. Я и так вижу, что она мертва! – ответил Пандлей, но констебль все же нагнулся, взял Френи за плечо, перевернул.
– Только парсам можно! – взвизгнула мисс Дабу, выбросив вперед руку. – Сэр, вам нельзя ее трогать!
– А кроме того, полагаю, эксперты предпочтут, чтобы все оставалось как есть… – И тут Первин осеклась. Нижняя часть правой щеки у Френи была размозжена, из-под кожи торчали осколки костей. Речь шла либо о падении с большой высоты, либо о сильном ударе.
Зрелище было ужасное, никому не пожелаешь. Но Первин все же нашла в себе силы произнести:
– Давайте не будем ничего трогать на месте преступления. Пожалуйста.
Услышав ее слова, Атертон обернулся и произнес:
– Я об этом позабочусь, мисс Мистри. А теперь попрошу вас покинуть территорию.
Его приказание Первин не удивило – он пытался избавиться от посторонних, но ей очень не хотелось уходить, слишком уж небрежно констебли обращались с уликами, которые впоследствии будут использованы в суде.
– Могу я остаться еще ненадолго? Я никому и ничему не препятствую. Но я должна дать свидетельские показания, когда прибудет следователь.
– В колледже есть штатный юрист, мистер Аластер Джонсон. Прошу вас.
Тон у Атертона был резкий, а упоминание имени Джонсона вроде как говорило о том, что он подозревает ее в попытках получить заказ на защиту интересов колледжа. Он явно считал ее чужой и назойливой.
– Я знакома с мистером Джонсоном, – невозмутимо произнесла Первин. Этот поверенный имел репутацию пьяницы, но пусть уж Атертон сам докапывается до всех подробностей. – Я уйду, однако хотела бы попросить разрешения сперва помолиться вместе с остальными.
Тут она попала в точку – ректор миссионерского колледжа не мог никому запретить молиться. Он указал в направлении, в котором ушла Элис.
– Безусловно, мисс Мистри. Часовня находится в конце коридора.
Первин медленно двинулась по галерее, взгляд скользил по черным и желтым плиткам в технике энкаустики – она искала, нет ли где следов падения чего-то еще, вместе с Френи. Пол по краям коридора выглядел на удивление чистым, как будто его тщательно вымыли с утра, а вот посередине отпечатались следы – их оставили студенты по дороге в часовню. В северном конце коридора находилась лестница, но Первин чувствовала, что ректор все смотрит ей в спину. Подняться наверх он ей точно не позволит.
Первин открыла тяжелую деревянную дверь часовни, тихо закрыла ее за собой; в помещении стояли скамьи из тикового дерева. Сквозь красные, золотистые и зеленые стекла витражей струился свет. Библейские сюжеты на окнах Первин рассмотреть не удалось – окна были открыты, чтобы обеспечить циркуляцию воздуха.
Достопочтенный Салливан стоял за кафедрой, склонив голову:
– Господь всемогущий и бессмертный, даруй нам жизнь и здоровье и услышь молитвы наши за слугу твою Френи; будь к ней милостив и, буде на то воля твоя и твое благословение, да обретет она вновь здравие телесное и душевное…
Слышать это было неприятно – достопочтенный Салливан говорил так, будто еще есть какая-то надежда. Студентам потом будет только тяжелее. Впрочем, ему, как священнику, положено дарить утешение.
Первин увидела, что Элис сидит в самом последнем ряду, места с обеих сторон от нее свободны. Первин устроилась рядом, взяла подругу за руку. Ладонь была холодна как лед. Первин молча начала произносить молитву, древние слова Авесты и зороастрийской веры заполнили мысли, заглушили английскую речь.