Принц Модильяни - стр. 45

Мне становится все интереснее – и я пытаюсь получить побольше сведений от своих друзей.

– А что за тип этот Пикассо?

– Он очень плодовит. Пишет огромное количество картин. Начинает работать ранним утром и заканчивает только вечером, когда идет ужинать. В Париже ты легко его встретишь в кафе, куда мы тоже ходим.

– Некоторые говорят, что у него есть страх быть бедным, – возможно, потому, что он вырос в бедности.

– Он много страдал? – иронично уточняет Оскар. – Если этого достаточно, чтобы стать великим художником, у нас с Амедео должно быть блестящее будущее!

– А вы сильно страдали?

Разговор принимает оборот, который мне не по душе.

– Я бы сказал, порядочно, – отвечает Оскар. – Я остался сиротой в раннем детстве.

Я опасаюсь, что Оскар расскажет о моей болезни, – а я совершенно не хочу, чтобы кто-то знал, что я чахоточный.

Мануэль смотрит на меня с улыбкой.

– Амедео, ты – буржуа, образованный, просвещенный. Сколько же ты страдал?

Я опускаю глаза и молчу. Оскар отвечает за меня:

– Он вырос без отца.

Мануэль, похоже, потрясен и хочет узнать больше.

– Сирота?

На этот раз уже отвечаю я сам:

– Нет. Иногда смерть – это не самое худшее, что может случиться.

Эта фраза, относящаяся к моему отцу, приводит Оскара в замешательство – и одновременно дает ему понять, что не следует продолжать спор.

Кафе Florian – один из символов Венеции – расположено в портике на площади Святого Марка. Это одно из самых красивых и элегантных заведений, которые я когда-либо видел. Даже во Флоренции кафе не такие изысканные и декорированные. Красные диваны, мрамор, лепнина, зеркала, камчатные ткани, фрески, статуэтки – чарующее место, источающее атмосферу прошлого и искусства. За без малого два столетия – с 1720 года – здесь побывали Казанова, Гольдони, Каналетто, Фосколо, Байрон, Гете и многие другие.

Мы сидим здесь вместе с Умберто Боччони, Фабио Мауронером, Оскаром, Мануэлем, Арденго и другими студентами Школы обнаженной натуры. Все на меня смотрят, потому что я принес с собой холст, обернутый бумагой. Но даже Оскар не знает, что там внутри.

– Это сюрприз.

Фабио Мауронер улыбается, поднимает бокал и произносит тост:

– За нашего друга Амедео.

Остальные повторяют за ним, все еще не зная причину. Мануэль любопытствует:

– Ну что, Амедео, скажешь нам, в чем дело?

Арденго не выглядит слишком удивленным.

– Это картина, разве не видно?

Мануэль подходит ближе.

– Конечно, это картина. Мы хотим посмотреть, разворачивай.

Я в шутку отнимаю ее у Мануэля.

– Сначала я должен спросить разрешения у заинтересованного лица.

– Как? Это разве не твоя работа? – Оскар изумленно смотрит на меня.

– Да, моя.

– Тогда разворачивай. Посмотрим.

Я обращаюсь к Фабио Мауронеру.

– Фабио, можно?

Я снимаю бумагу и кладу картину на стол так, чтобы всем было видно. Арденго узнает на картине Мауронера.

– Это же Фабио!

– И даже похож. Более того, тот, что на картине, – красивее, – шутит Мануэль, и все смеются.

– Молодец. – Оскар кладет руку мне на плечо.

Мануэль перестает улыбаться и становится серьезным.

– Красиво, но…

Все замерли в ожидании реакции Мануэля, который пытается подобрать правильные слова.

– Я хочу сказать… очень даже ничего. Но…

Я начинаю нервничать.

– Но?

– Это очень… очень… в стиле маккьяйоли.

На какое-то мгновение повисает тишина – и потом Мануэль разражается смехом.