Принц и нищий - стр. 10
Шушуканье сразу умолкло, как будто все шептавшиеся вдруг онемели.
Вскоре по коридорам пронеслось пчелиное жужжание:
– Принц! Смотрите, принц идет!
Бедный Том медленно шел мимо низко кланявшихся ему придворных, стараясь отвечать им такими же поклонами и смиренно поглядывая на всю эту странную обстановку растерянными, жалкими глазами. Двое вельмож поддерживали его под руки с обеих сторон, чтобы придать твердость его походке. Позади шли придворные врачи и несколько лакеев.
Затем Том очутился в богато убранном покое дворца и услышал, как за ним захлопнули дверь. Вокруг него стали те, кто сопровождал его.
Перед ним на небольшом расстоянии полулежал очень грузный, очень толстый мужчина с широким мясистым лицом и недобрым взглядом. Огромная голова его была совершенно седая; бакенбарды, окаймлявшие лицо, тоже были седые. Платье на нем было из дорогой материи, но поношенно и местами потерто. Распухшие ноги – одна из них была забинтована – покоились на подушке. В комнате царила тишина, и все, кроме Тома, почтительно склонили головы. Этот калека с суровым лицом был грозный Генрих VIII. Он заговорил, и лицо его неожиданно стало ласковым:
– Ну что, милорд Эдуард, мой принц? С чего тебе вздумалось шутить надо мною такие печальные шутки, надо мной – твоим добрым отцом-королем, который так любит и ласкает тебя?
Бедный Том выслушал, насколько ему позволяли его удрученные чувства, начало этой речи, но когда слова «твоим добрым отцом-королем» коснулись его слуха, лицо у него побелело, и он, как подстреленный, упал на колени, поднял кверху руки и воскликнул:
– Ты – король? Ну, тогда мне и вправду конец!
Эти слова ошеломили короля, глаза его растерянно перебегали от одного лица к другому и наконец остановились на мальчике. Тоном глубокого разочарования он проговорил:
– Увы, я думал, что слухи не соответствуют истине, но боюсь, что ошибся. – Он тяжело вздохнул и ласково обратился к Тому: – Подойди к отцу, дитя мое. Ты нездоров?
Тому помогли подняться на ноги, и, весь дрожа, он робко подошел к его величеству королю Англии. Сжав его виски между ладонями, король любовно и пристально вглядывался в его испуганное лицо, как бы ища утешительных признаков возвращающегося рассудка, потом притянул к груди кудрявую голову мальчика и нежно потрепал ее рукой.
– Неужели ты не узнаешь своего отца, дитя мое? – сказал он. – Не разбивай моего сердца, скажи, что ты знаешь меня! Ведь ты меня знаешь, не правда ли?
– Да, ты мой грозный повелитель, король, да хранит тебя Бог!
– Верно, верно, это хорошо. Успокойся же, не дрожи. Здесь никто не обидит тебя, здесь все тебя любят. Теперь тебе лучше, дурной сон проходит, не правда ли? И ты опять узнаешь самого себя – ведь узнаешь? Сейчас мне сообщили, что ты назвал себя чужим именем. Но больше ты не будешь выдавать себя за кого-то другого, не правда ли?
– Прошу тебя, будь милостив, верь мне, мой августейший повелитель: я говорю чистую правду. Я нижайший из твоих подданных, я родился нищим, и только горестный, обманчивый случай привел меня сюда, хотя я не сделал ничего дурного. Умирать мне не время, я молод. Одно твое слово может спасти меня. О, скажи это слово, государь!
– Умирать? Не говори об этом, милый принц, успокойся. Да снизойдет мир в твою встревоженную душу: ты не умрешь.