Примавера - стр. 21

И завтра обязательно случится что-то хорошее, уговариваю я себя. Обязательно случится что-то хорошее.

В тот момент я уже понимал, что ничто не держит меня здесь. Наверное, впервые я осознал это, когда сжимал в ладонях окровавленную голову Дианы или когда тянул рыжие от крови руки к окружившим машину милиционерам и «скоропомощным» докторам.

Заканчивался год, оказавшийся для меня по всем меркам хорошим и даже отличным. Дела шли в гору, красота Дианы расцветала с какой-то даже пугающей, нечеловеческой силой, и у меня каждый раз перехватывало дух, когда я видел идеальный профиль своей жены. Дочь являла миру свои немалые способности в области, разумеется, прекрасных искусств – видели бы вы, как она сидит за роялем: маленькая, серьезная, с прямой спиной – вылитая маленькая графиня! Вместе с Дианой они рисовали, пели, причесывали друг друга «на брудершафт», мой дом был… Сколько боли заключено в коротком слове «был» – и это не просто красивые слова. Что толку! Моего дома больше нет. И какая разница, в какую форму я облекаю эти слова? Все это бессмыслица, потому что любые слова утрачивают силу, сталкиваясь с действительностью.

Все изменила случайность – мой водитель Роман неожиданно заболел, и я отпустил его домой. В тот день мы с девочками собирались на выставку, и Диана с Полиной решили навестить перед этим бабушку. Именно в тот день, ни раньше ни позже. Пять минут на такси, пять минут длиной в бесконечность, оставившие от моих девочек лишь воспоминания. Потом я долго думал, лежал и думал ночами, пытаясь представить, каково это – попасть в аварию. Мне хотелось понять, сильно ли они страдали, и мысль о том, что мои девочки погибли мгновенно, утешала меня.

Именно эта мысль позволила мне продержаться так долго, чтобы организовать прощание, поминки, девять дней и сорок, полгода, год, установить памятник, напоминающий о море, солнце и всем том, чем для меня являлись мои девочки. О жизни.

Я постоянно говорил себе, иногда вслух: им не было больно, им не было страшно. Они не успели испугаться. И это меня держало, только это. Единственное мое желание – сжать, словно пружину, время и снова объединиться с ними, моими любимыми девочками.

Завтра. Завтра. Завтра, в котором ничего нет, такое пустое, как мыльный пузырь.

Я оставил на старой квартире все, кроме книг, в том числе и будильник. Необходимости приобрести новый так и не возникло. Не важно, когда я ложусь – все равно просыпаюсь в семь. Даже если все еще хочу спать.

В старинном городе, чужом и странно близком,

Успокоение мечтой пленило ум.

Не думая о временном и низком,

По узким улицам плетешься наобум…

В картинных галереях – в вялом теле

Проснулись все мелодии чудес,

И у мадонн чужого Боттичелли,

Не веря, служишь столько тихих месс…

Саша Черный

Жизни верь, она ведь учит лучше всяких книг.

Иоганн Вольфганг фон Гёте

Цветущая… Нося такое имя, нельзя оставаться обыкновенным, хотя в том, чтобы быть обыкновенным, и нет ничего плохого. Флоренция не похожа ни на один другой город, и ее самобытность заставляет нас еще сильнее любить путаницу ее узких улочек, словно потерянных и в чем-то нелепых, будто возникших сами собой, без внимания и участия архитектора. Флоренция, словно юная девушка, дышит свежестью и любопытна, ее привлекательность и нежный аромат не ослабевают с годами. Величественно возвышается над городом купол собора Санта-Мария дель Фьоре. В нем чувствуется сила, как и в самих флорентийцах, готовых справиться с любой бедой.