Приключения Шурика Холса и доктора Ваткина - стр. 23
– Двадцать! Двадцать, господин детектив! И поверьте не совсем плохих лет!
– Ну да, – миролюбиво согласился Александр Архипович, – я всегда путаю возраст вашей дочери с возрастом цесаревича, моего тезки! Хотя, наверное, его теперь зовут не Александр? Дайте, угадаю! Лачо? (хороший). Нет – скорее всего Геомдев? (посланный богом).
– Нет, вы не угадали! Его зовут Бахтало …, – Бахтало… – счастье! И действительно он принес мне счастье! У нас, у цыган, девочек просватывают рано. Вот и я в свои девять лет уже знала своего жениха. Отец, мой, Янко Деев, сумел разглядеть во мне тягу к песням и уговорил родителей моего суженого отсрочить свадьбу. Вот так и мой золотой двадцатый день рождения прошел в Париже. Ах, ресторанчик «Тонкая тростинка»! Так и стоит перед глазами наше неразлучное трио! И я, сама как тростинка, юная, гибкая пою и танцую там. Не могу сказать, что платили нам мало, да и подвыпившие посетители порой бросали нем щедрые чаевые. Только денег все равно было мало. Вот скажи ты мне, – Мирелла развернулась к Холсу, – почему всегда бывает мало денег?!
Тот в ответ пожал плечами:
– Все дело в потребностях! Одним на день и сотни хватает, а другим, на час, и миллиона мало! – детектив встал навстречу приближающемуся князю. Чуть поодаль шел Максим в сопровождении двух молодых людей. Судя по одежде – сородичей Миреллы.
– Знакомьтесь, – Александр Архипович, подал руку даме и она, опершись на нее, встала навстречу знатной особе.
– Великий князь, Николай Павлович!
Мирелла, словно простому человеку из табора, протянула руку князю и мелодичным голосом почти пропела свое имя.
Князь, едва коснувшись губами её руки, жестом, учтиво предложил сесть. Затем, взглянул на Максима и тот, поманив за собой спутников, отошел поодаль.
– Я хочу получить у вас, ваше высочество, гарантии того что наш разговор останется тайной для всех кроме присутствующих на нем особ! – цыганка подвинула к себе небольшую сумочку. Холс, улыбнулся насторожившемуся доктору, он не увидел в этом никакой опасности.
– Мадам! Я даю вам слово, что никто из присутствующих при нашей беседе господ, не станет передавать содержание третьим лицам! Кроме того, вы в письме запросили столь малую сумму за свою информацию, что мы до сих пор считаем её малозначительной!
– Э – э! Ром манушано (любезный, цыг.)! А не считай ты деньги! Посчитай лучше пользу от моих слов! Доказательства, говоришь, нужны?! Будут тебе доказательства! Твой племянник, нареченный Александром, не только жив и здоров, но готовится к счастливой семейной жизни!
Князь, порывисто вскочил со скамьи:
– Слава богу! Наконец я могу обнять мальчика! Говори, говори цыганка, где он и что с ним!
– Э-э! Не спиши баро князь! Всякий цветок цветет в свое время! А поторопишься, станешь насильно раскрывать бутон – помнешь лепестки, сломаешь цвет! – Мирелла похлопала по досточкам скамьи:
– Садись, разговор у нас будет трудный! И пусть эти двое тоже сядут, – она повела рукой в нашу строну. Мы, послушно опустились на скамейку.
– В тот день мы, почти заканчивали петь в ресторане, оставалось всего три вечера и прощай Париж! Нас ждала Вена, и дальше путь лежал в Бессарабию. Там меня ждала свадьба. Ты, знаешь, князь, цыганские свадьбы длинные, шумные, денег на них никто не жалеет. Вот мы и старались срывать восхищение публики. В тот вечер, посетителей было мало, и я сразу заметила дородную даму, сидевшую ко мне боком. Это настораживало – мужчины всегда сидят лицом к нашей сцене. Немного огорчало то, что чаевых будет мало, но было ещё рано и мы надеялись, что ближе к ночи посетителей будет больше. Пара – тройка протяжно грустных песен, да столько же веселых с зажигательными танцами, и мы взяли перерыв. Только уйти нам со сцены не удалось – молодой человек, сидевший за столиком с дамой, подошел к нам. Сто франковая купюра, сразу сказала о серьезности его намерений. Но, они оказались просты: пройти к столику дамы для разговора.