Приключения моряка Паганеля - стр. 27

В тот же день получили мы по радио распоряжение с берега – следовать в ближайший порт Готхоб для постановки в сухой док и производства ремонта судна. Уже к вечеру встали мы у причала, а к утру подняли наш аварийный траулер в док. Спустились мы с ребятами на палубу того дока. Стоим и смотрим снизу вверх на наш бедный промысловичок. А там та ещё картинка…

Весь правый борт, от форштевня до середины корпуса, выше и ниже ватерлинии натуральная стиральная доска. Шпангоуты через обшивку выпирают, будто рёбра корабельные. Смотрится это жутко, как-то по-человечьи. Глядим, вот и сам виновник торжества стоит, Витя Шептицкий. Незаметно подошёл к днищу траулера. Невеселый… Стоит, смотрит на дело рук своих, а в шевелюре у него, двадцатилетнего пацана, прядки седые…

– А что у вас, Устиныч, там дальше-то было с эскимосами этими гренландскими? – спросил я заинтересованно.

– Да уж было, – усмехнулся в сивые усы боцман. – И с эскимосами, и с эскимосками… Про то, как налетели мы на айсберг, махину ледяную, и как поставили нашего рыбачка в Готхобе, Нууке по-эскимосски, в сухой док, я тебе уже рассказывал.

Должен уже ремонт начаться, и тут капитан наш, Ромуальд Никанорыч, получает радиограмму, а в ней говорится, что траулер наш должен идти под фрахт к датчанам на период местного летнего рыбного промысла.

Экипаж наш, дескать, остаётся на борту в прежнем составе. Датчане, они не дураки – русская морская рабочая сила всегда ценилась: и работать умели, что бы там ни говорили, и стоили наши морячки совсем не дорого – по их понятиям, считай, даром. Ну, экипаж наш, как узнал – возрадовался. Это же удача какая – советскому моряку под фрахтом у капиталистов поработать.

Да на материке, чтобы под этот самый фрахт попасть, надо редким жуком быть, и нужные знакомства иметь, и нужных людей из рыбного министерства уметь крутым заморским презентом растрогать. А всё почему: да потому, что простой матрос под этим самым фрахтом за полгода иной раз тысячу долларов зарабатывал, а капитан порой и больше двух тысяч зелёных американских денег.

На Витю Шептицкого, штурманца этого молодого, после того как по его вине мы с айсбергом поцеловались, экипаж поначалу злился. Ну как же – заработка лишил! Сиди, мол, теперь, кукуй в ремонте. А тут получается, что своим юношеским раздолбайством он удачу экипажу принёс. Прям не пацан, а талисман. И ведь будущее показало, что Витька Шептицкий и правда – редкий удачник и как рыбак, и вообще по жизни…

Меня капитоша наш, Ромуальд, в толмачи-переводчики произвел. Для многих датчан немецкий язык тогда – что второй родной был. А я как раз по-германски свободно шпрехаю ещё с войны, со школы юнг. Помню, нас старшина Зельдович сурово по немецкому языку гонял – сто слов за неделю не освоишь, так месяц без увольнения просидишь, а значит, девок поселковых на танцах в клубе ни разу не пощупаешь…

После войны, когда я свою срочную ещё три года служил, то с немцами пленными вдоволь в их языке напрактиковался. Бывало, даже Лили Марлен на праздник первомайский певали. Слава богу, до особиста из НКВД не дошло, а то ведь оприходовали бы чересчур дружелюбного дурачка-морячка на Колыму за такую солидарность трудящихся…