Приключения Арсена Люпена - стр. 44

А вдруг и я однажды научусь?

Я не сознаю меры собственных возможностей. У новокровок, которых я встречала и которым помогала тренироваться, была та же проблема. Но, может быть, в Монфоре дело обстоит иначе. Может быть, там знают, кто мы такие и на что способны.

Кто-то тычет меня в плечо, пробудив от тревожного сна. Папа указывает на круглый иллюминатор между нашими креслами, утопленный в стене.

– Глазам своим не верю, – говорит он, постукивая по толстому стеклу.

– Что? – спрашиваю я, усаживаясь поудобнее.

Он щелкает пряжкой моего ремня, чтобы я могла свободно повернуться.

Горы я видела и раньше. В Великолесье вокруг Ущелья. Зеленые стены, которые осенью как будто горели огнем, а с наступлением зимних морозов обнажались. В Разломах, где сутулые кряжи тянулись до горизонта, напоминая покрытые листвой волны. В Пьемонте, где далекие склоны казались синими и фиолетовыми – но увидеть их можно было только с самолета. Все они входят в состав Аллаций, древней горной цепи, которая тянется от Норты до Пьемонта. Но я никогда еще не видела таких гор, как сейчас. Сомневаюсь, что их вообще можно назвать горами.

У меня отвисает челюсть, а взгляд приклеивается к горизонту, когда самолет поворачивает на север. Плоская земля Прерии внезапно обрывается, и за ней вырастает отвесная горная стена – выше, чем всё, что я когда-либо видела. Эти утесы похожи на ножи – острые, высокие, ряд за рядом, словно гигантские зазубренные клыки. Одни пики голы, на них не растут деревья – очевидно, им не за что там уцепиться. Другие увенчаны белым. Это снег. Пусть даже сейчас лето.

Я с трудом перевожу дух. «Что это за страна? Действительно ли Серебряные и Непримиримые всецело правят здесь, и у них достаточно сил, чтобы создать такое невероятное государство?» Горы внушают мне страх, но я чувствую и радостное волнение. Даже с воздуха Монфор кажется ни на что не похожим. Он пробуждает что-то в моей крови.

Папа касается ладонью стекла. Его пальцы обводят очертания гор.

– Как красиво, – бормочет он так тихо, что слышно только мне. – Надеюсь, здесь будут к нам добры.

«Жестоко вселять надежду, которой нет».

Папа сказал это когда-то в тени нашего дома на сваях. Он сидел в кресле на колесах, и у него не было ноги. Я привыкла думать, что он сломлен. Теперь я знаю, что это не так. Папа здоров душой, как мы все. Он просто хотел защитить нас от страданий, которые ждут людей, желающих невозможного. Будущего, которое нам не позволили бы иметь. С тех пор наша судьба здорово изменилась. И, похоже, папа тоже. Он научился надеяться.

Сделав глубокий вдох, я понимаю, что чувствую то же самое. Даже после долгих месяцев заточения, после всех смертей и разрушений, которые я видела и причинила. Пускай разбитое сердце еще кровоточит. Пусть я испытываю непреходящий страх за тех, кого люблю и хочу спасти. Все это остается, лежит тяжелым грузом. Но я не позволю ему одолеть меня.

Я тоже могу надеяться.

Воздух здесь странный. Густой. Необычно чистый, это место отрезано от остального мира.

Я чувствую его сквозь запах собственного железа, серебра, хрома. И, конечно, сквозь металлический запах самолетов, чьи моторы еще не успели остыть после путешествия. Ощущение ошеломляющее, даже после долгих часов сидения в брюхе грузового судна. Столько пластин, проводов, винтов. Я никому не признаюсь, сколько времени провела, пересчитывая заклепки и прослеживая взглядом металлические швы. Если оторвать там или вон там, Кэл, Анабель и все остальные по моей воле рухнут наземь. Или даже я сама. Большую часть пути мне пришлось сидеть рядом с Хейвеном, и его храп соперничал с громом. Прыжок навстречу смерти казался более приятной опцией.