Приключения Ариэля, рыцаря двух миров. Том I - стр. 25
Поев, он ещё некоторое время полежал на тюфяке, прислушался к голосу своего тела. Силы восстановились почти полностью, если где и болело, то не сильно, даже пятки были почти в норме. Уютную хижину не хотелось покидать, и он решил заштопать одежду, хотя лохмотья, в которые она превратилась, нормально отремонтировать было уже невозможно.
Ариэль пустился в путь, расслабившись, впереди было не более 3 суток относительно несложного пути, он почти у цели, тяжёлый переход позади, но оказалось, что его ждёт ещё одно тяжёлое испытание. Деревья и трава встречались всё реже, становилось жарко, и вот наконец растительность полностью исчезла и наступила такая жара, какой он раньше и представить себе не мог. Под ногами теперь был лишь раскалённый камень, солнце палило немилосердно, пот лил с него ручьями. Ариэль всё чаще прикладывался к бутылочке с водой. Хорошо ещё, что бутылка была необычной – сколько из неё ни пей, она вскоре опять оказывалась полной, но вода больше не радовала, она раскалилась так, что чуть ли не кипела, как будто бутылка была из зимурка. Вода поддерживала тело, но не утоляла жажды. В царстве солнце было тёплым и ласковым, оно согревало. Это солнце убивало. Никогда раньше ему не приходилось прятать голову он солнечных лучей, а тут он быстро понял, что, если голову не закрыть, вскоре он потеряет сознание. Ариэль оторвал рукав своей драной туники и обмотал им голову. Стало полегче, но обнажённое плечо вскоре покраснело и начало болеть так, как будто его коснулся огонь.
Ариэль брёл в полубредовом состоянии, мозги, казалось, расплавились, ноги он ставил автоматически, и это было очень хорошо, что он имел такой навык – всегда правильно ставить ногу в горах, даже не думая об этом, а иначе на крутых спусках было очень легко свернуть шею. Когда Ариэль понял, что вскоре потеряет сознание, жара начала понемногу спадать. Мутная одурь ещё долго не проходила, но теперь хотя бы не усиливалась. Потом стало прохладно, и он пришёл в себя. А потом стало холодно. Не настолько холодно, как в снегах, но достаточно для того, чтобы его душу наполнило зябкое бесприютное ощущение.
Стремительно темнело, он понял, что если сию минуту не найдёт подходящего места для ночлега, то придётся всю ночь просидеть на камне, а лечь не удастся. Бог его благословил, он почти сразу увидел относительно ровную площадку, на которой можно было вытянуться в полный рост. Перед сном он смазал бальзамом все обгоревшие под солнцем части тела, лёг на спину и отрубился. Что бы он делал в этих горах без суровой орденской подготовки – их приучали спать и на голой земле, и на камнях, приучали сутками не спать вообще, терпеть боль, не обращая внимания на голод и жажду. Ариэлю суровость их подготовки всегда казалась немного избыточной, он полагал, что в реальной жизни на их долю никогда не выпадет столько лишений, сколько вынуждали их претерпевать наставники. Оказалось, что лишений может быть и гораздо больше, орденской подготовки ему уже не хватало, к земному аду их всё же не готовили, а, по его представлениям, никакой ад не мог оказаться беспощаднее той обстановки, в которой он пребывал бесконечно долго.
Во сне ему снилось, что он карабкается по камням то вверх, то вниз. Его душе казалось, что жизнь – это камни – то обледенелые, то раскалённые, какие угодно, но ничего, кроме камней в этой жизни нет и быть не может. Потом ему приснилось, что он парит над камнями орлом, и он подумал: как это замечательно, что Бог создал его орлом. А потом он вскрикнул от сильной боли в руке, которая была рукою человека, и проснулся.