Приходи вчера. Жуткие былички - стр. 4
Дениски не было.
Ни на дороге, ни в кустах, ни на остановке, ни рядом с кукурузным полем, ни на обочине, ни в траве, ни в придорожной канаве, куда я провалилась по колено в воду, пытаясь отыскать брата.
Он молчал. Он не откликался ни на просьбы, ни на угрозы.
Пока я металась туда-сюда, с той стороны, откуда мы ехали, появился наконец мужчина, явно местный и не совсем трезвый. И, кстати, вообще не промокший. В нормальном состоянии я бы никогда в жизни не обратилась к нему за помощью, не то что постеснялась бы – поостереглась бы, но тут в истерике буквально вцепилась в него и стала орать, что у меня пропал брат. Загнала мужика в канаву, где он шарил руками по дну, но ничего не нашел, хотя искал очень хорошо, потому что, глядя на совершенно мокрую меня, решил, что мы свалились в воду, я выбралась, а Дениска утонул.
Мужик пытался отправить меня домой за помощью, пока сам будет искать, но я была невменяемая. В итоге он ушел, а я кричала так, что сорвала голос, и снова, и снова бегала по дороге, все еще надеясь, что Дениска просто из вредности спрятался.
Не знаю, через какое время прибежали бабушка, другие люди. Бабушка силой затащила меня в чью-то машину, ничего не говоря, увезла в дом.
Дениску не нашли. Ни живым, ни мертвым.
Приехали тетя, мои родители. Милиционер несколько раз допрашивал меня и строго, и ласково. Всей деревней прочесывали канавы у дороги, кукурузное поле, даже ближайший лес. В соседние деревни ходили. Я истерила, рвалась сама бежать искать.
Никто ни слова мне не говорил, но я понимала, что все думали на меня. Что я что-то сделала с Дениской. Мы же и ругались с ним, и обижался он, бегал жаловаться на меня бабушке. Но ссорились, как все дети, без злости, уже через пару минут забывая про обиды. А теперь пойди докажи. К тому же асфальт высох после ливня, а я нет. Дениска плавать не умел. А тот мужик сразу про канаву рассказал.
В какой-то момент пришла разом постаревшая тетя с почерневшим лицом, схватила меня за плечи, притянула к себе близко-близко и прошипела с ненавистью прямо в лицо:
– Что ты с ним сделала, гадина?
Она наотмашь ударила меня по щеке, настолько сильно и неожиданно, что я отлетела и ударилась скулой об стол, содрав кожу и мгновенно залившись кровью. Было много крика, бабушка оттаскивала тетю от меня, мама пыталась остановить кровь и плакала…
Я не сопротивлялась, будто отупела. Думала: «Пусть мне будет больно, пусть. Пусть я буду уродкой, лишь бы Дениска вернулся. Пусть меня убьют, лишь бы…»
Пришедший врач сделал укол, после которого я провалилась в сон без сновидений, больше похожий на кому. Только так меня смогли увезти домой, в город.
Еще долго потом я постоянно прокручивала в голове этот день с самого начала. Как мы садились на велосипед, как я подсаживала Дениску на багажник, как ехали к этому проклятому кукурузному полю. Как Дениска пел со мной, потом ныл, потом хохотал над моими глупыми шутками, потом опять ныл…
Почему бы нам было не переждать дождь на автобусной остановке? Почему бы не пойти домой пешком, бросив этот идиотский велосипед? Почему бы вообще не строить из себя невесть что, а просто попросить кукурузу у местных мальчишек?
Я рассказывала маме, папе, милиционерам, врачам, к которым меня водили. Я бы и тете рассказала, и бабушке, и всей родне, но мама строго-настрого запретила мне разговаривать с ними. Потом, много лет спустя, она сказала, что все были убеждены: я убила Дениску. Нечаянно или нет. Так ей сказала тетя, прямо обвинила. Поэтому мы перестали общаться с той родней. Мама бросала трубку, если слышала голос кого-то из них. Не знаю, верила ли она мне до конца, но точно собиралась защищать до последнего.