Причудливая Клио - стр. 3
Но за что, Господи, за что?!..
* * *
И тут мы переносимся в дом прокуратора Понтия Пилата. Здесь небольшое отступление назад во времени, ибо дело происходит еще до ареста Вараввы.
Пилат в раздумьях. Ему донесли о некоем пророке, из тех, каких он здесь уже навидался, но этот якобы (согласно доносу) говорил что-то непочтительное о кесаре, а это, по закону, карается смертью. Кесаря, этого сумасшедшего Тиберия, прокуратор и сам в душе ненавидит, но – «Dura lex>1». У него нет сомнений, что лже-пророка оболгали, и он не имеет ни малейшего желания подвергать того мучительной казни на кресте. Однако тут Закон и Справедливость, как видно, разошлись в противоположные стороны.
И думает прокуратор вот о чем: как бы избежать ему самому греха, как бы не сотворить столь не оправданную с точки зрения Справедливости жестокость?
И тут его секретарь, живущий в Иудее уже многие годы и знающий ее обычаи много лучше, чем Пилат, невзначай рассказывает ему, что, по одному из здешних обычаев, накануне священного здешнего праздника Пасхи можно казнить не более трех приговоренных преступников, а если их оказалось больше трех человек, то народ вправе сам решать, кого из них отпустить.
Что ж, праздник Пасхи будет вскорости; но вот беда: преступников, по закону заслуживающих мучительной смерти, в наличии всего трое: два отпетых разбойника и этот блаженный.
И постепенно прокуратору приходит идея, как направить, – если не закон, то местные обычаи, – в сторону Справедливости. Он вызывает начальника городской стражи и приказывает ему: хоть землю носом рыть, но найти и схватить разбойника, который был бы пострашней, чем те два кровопийцы, такого, чтоб народ ужаснулся его преступлениями.
* * *
Увы, люди, подобные этому начальнику стражи, «носом рыть землю» (что тогда, что теперь) не слишком охочи.
Так и попадает в клетку всего лишь мелкий-мелкий воришка.
Но ведь нужны еще и серьезные преступления, не то, глядишь, прокуратор покарает за нерадивость.
И начинаются мучительные допросы Вараввы, которым автор посвящает несколько глав.
Я предполагаю, что автор либо служил в НКВД, либо был жертвой оного; во всяком случае, описывает он эти допросы с большим знанием дела. Варавве многими сутками не дают спать, отчего воля у того вовсе ускользает из души. Его мучают жаждой, его подолгу и мучительно избивают. И наконец он, совсем обессиленный, сознается во всем: да, убивал, да, насиловал, да, нападал и на солдат, да, не верует в Единого Бога, да, это он распорол брюхо тому греку-ювелиру, убийцу которого до сих пор не могли разыскать. И прошлогодний пожар в Иерусалиме – тоже его рук дело. И целые семьи вырезáл вместе с малыми детьми, – только не мучьте больше!
И вот на стол к Пилату ложится протокол допросов: да, пойман преступник, страшнее которого до сих пор, кажется, тут и не было! Уж такого народ не отпустит. Ну а ко всяческим пророкам тут народ снисходителен (в конце концов, каждый еврей по-своему пророк).
* * *
Но тут по городу расползается слух, что пойманный – всего лишь Варавва, мелкий воришка, которого тут знают многие. Воровать, конечно, плохо, но ведь парень-то голодал всю жизнь. Да, воришек надо наказывать, но не казнить же их, причем с такою жестокостью. Нет, Варавву им, надменным римлянам, не отдадим! Ну а полусумасшедший пророк… Судьба у него, видно, такая – быть распятым. На небесах ему, глядишь, воздастся сполна за его земные муки. Да он (если он действительно умеет слышать Господа) и сам должен радоваться, что отдаст жизнь во имя спасения мальчишки от чудовищной и несправедливой смерти!