Причудливая Клио - стр. 20
Такова детективная ткань дядюшкиного повествования.
* * *
Наконец, – и это было самым интересным для Вашего Покорного Слуги, – общий фон романа.
В большом мире, от которого оторваны наши персонажи, полным ходом идет подготовка к большой войне. Дядюшка, имевший доступ к некоторым документам тогдашнего Генштаба, приложил уже после написания романа несколько телеграмм, касающихся группировки армий, поставок вооружения и пр. Ни о чем этом пансионеры «Парадиза», разумеется, не знают, и – Боже! – как наивны порой их разговоры. Грыжеедов, например, говорит:
«Я, правда, человек не военный, но с господами офицерами вожу дружбу, и вот что мне сказал один подполковник. Теперь, с появлением пулемета, войны решительно лишены всяческого смысла. Посудите сами: на каждый батальон полагается два пулемета, стало быть, по восемь пулеметов на полк, на дивизию – еще в три-четыре раза больше. А даже один! – слышите, один! – пулемет способен из окопа за минуту посечь сотню наступающих! А сколько минут требуется для наступления?.. То-то! Перемножим в столбик все на все, и выйдет, что через двадцать минут целой дивизии как не было! И какие, скажите мне, могут быть войны при таком подсчете?»
Правда, многоопытный генерал Белозерцев на это отвечает ему:
«Умен ваш подполковник, да-с, умен! И считает, видно, хорошо столбиком. Только вот что я, старый вояка, вам, господа, скажу: войны – они не от смысла происходят и не от столбиков, а от дурости людской и от амбиций немереных. Ну а дурость – ее никогда и никакими пулеметами не истребишь. На том наше военное сословие и держится, иначе давно бы род людской разогнал нас, дармоедов, а вот же, канальи, все еще существуем!.. Что же касательно пулемета – да, видел я его в деле, машина основательная. И в подсчетах ваш подполковник, должно, не ошибся, только вот чтó сие означает? Лишь одно: что поляжет солдатỳшек бравых ребятỳшек великое множество, ничего более.
Евгеньева:
– Так что же, по-вашему мнению, война все-таки будет?
– А это уж – все равно что сегодня, во вторник, задаваться вопросом, будет ли когда-либо пятница. Нет, не завтра, но непременно настанет! То же и с войной. Ибо она – в дурьей человеческой природе, а как известно, против природы, пардон, не попрешь. Ну а там, где война, – там и голод, и чума, и революция, все, то есть, ангелы Апокалипсиса. Уж поверьте, не запозднятся!.. А вы говорите – пулемет…
– Пулемет-хреномет!.. Революция-хренолюция!.. – подал голос с кушетки на миг проснувшийся Шумский. – Лучше скажите, никто ли не желает доброго французского коньячка? – Он извлек из-за пазухи флягу, однако тут же на лице его изобразилось разочарование. – Увы, пусто, господа, так что – my apologies>9…»
И еще много-много разговоров о грядущем, которые у нас, нынешних, могут вызвать лишь улыбку. В общем, эдакий «корабль дураков». [Жаль, что дядюшка не мог видеть одноименный фильм С. Крамера, снятый уже после Второй Великой Войны.]
И символом надвигающейся катастрофы служит эпизод, где наши герои наблюдают в бинокль за полетом гигантского дирижабля. Плывет этот огромный корабль, в гондоле стоят люди, из нее бьет пламя, нагревающее воздух в дирижабле, во общем, чарующее зрелище!
Но вдруг налетает шквал ветра, пламя начинает метаться из стороны в сторону, лижет веревки, на которых крепится гондола; они перегорают, гондола с людьми падет вниз, а дирижабль ветром уносит куда-то вдаль, пока он не теряется из виду.