Причастие - стр. 4
– И совместного проживания!
– И выживания!
– И что? Не вижу в этом ничего плохого.
– Тогда – что, да здравствует двадцать шестой съезд КПСС?
– Почему – КПСС? Сразу – товарищ Сталин!
– Что-о?
– А что ещё могут означать его портреты на машинах и автобусах, фильмы «Освобождение», «Тегеран-43»? Я сам после «Тегерана» портрет Сталина в кабине грузовика возил, хотя и не питаю к нему никакого уважения.
– Хочешь сказать, Сталин опять нужен?
– Избави, Боже!
– Ну почему… Какой-никакой, а был порядок.
– Кто сказал?
– Да все говорят.
– А знаете, что любимая артистка Сталина Орлова заявила, узнав о его смерти? «Наконец-то он издох!»
– Правильно! Мы даже представить себе не можем того страха, под которым люди жили!
– Ещё бы! При Сталине на такой разговор, да ещё в такой компании, мы бы ни за что не рискнули, а теперь можем говорить совершенно свободно.
– Говорить – да, но попробуй об этом написать и напечатать хотя бы за границей, тогда увидишь, что будет. Попробовал Солженицын…
– А я ещё раз повторяю: современная литература – кривое зеркало, искажающее настоящее положения вещей!
– Вся?
– Абсолютно!
– Это кого ты имеешь в виду?
– Да всех, кого ты мне назовёшь!
– Господа, не будем ссориться! Скажите лучше, что вы думаете по поводу «звёздной азбуки неба» Кедрова? Я прочёл по его совету есенинские «Ключи Марии» – впечатляет!
– И что тебя впечатлило?
– Да всё, Женя, всё. В отличие от тебя, я не привык болтаться на поверхности.
– Это ты на что намекаешь?
– Какой ты недогадливый!
– Ну что вы как маленькие?
– Господа, а как вам Джимбинов?
– «Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи»?
– Умный мужик, ничего не скажешь!
– А Смирнов?
– И Смирнов, и Лебедев, и Селёзнёв, и Ерёмин – не пустобрёхи точно.
– Это кого ты считаешь пустобрёхом?
– Да хотя бы Власенко. Не пустобрёх разве?
– О, ещё какой!
– А Кедров?
– Ну! Этот себе на уме! Слышали, чего вчера отмочил? «Воскресение» и «воскрешение», оказывается, два совершенно разных понятия.
– И всё-таки мне по душе его утверждение, что вся нынешняя литература – до Достоевского!
– Нашёл кого слушать!
– А вообще, старики, нам ужасно повезло. Чувствуете накал вселенной?
– Ещё скажи, с нас новая история начнётся.
– Я в этом даже не сомневаюсь.
– Мне тоже кажется, что мы доживём до революции.
– И что будет?
– Монархия.
– Не смеши!
– Христианский социализм будет, а не монархия!
– Ещё лучше!
– Почему?
– Ну скажи, зачем тебе социализм, да ещё христианский? Мало тебе простого, тебе ещё христианского вдобавок подавай?
– Две совершенно несовместимые идеи! Христианство абсолютно монархично. При едином Отце, какой может быть социализм?
– Да ещё все до одной власти – от Бога!
– Действительно неплохо устроились!
– Абсолютнейшая чепуха!
– И тем не менее это исторический факт!
– Вам что, делать больше нечего? Развели какую-то мутату!
– Господа, Златоуст – убеждённый атеист! Он у родной бабушки единственную икону разбил!
– А она его, поди, шанежками кормила!
– Причём тут икона? И потом, когда это было?
– Когда бы ни было, Женя, на том свете тебе всё припомнят.
– Плевать я на них хотел!
– Мужики, кончилось вино!
– И еда!
– Но есть ещё вода, старики! Ставим чай!
И ещё около часа толкли воду в ступе.
Уже засыпая, Павел твёрдо решил: ноги его в церкви больше не будет.
И, однако же, по возвращении домой, словно специально подбиваемый кем-то, в один из пожарных выходных потащился в ту самую церковь, где когда-то венчался Серёжка Кашадов.