Размер шрифта
-
+

Прибытие - стр. 3

– А хоть и узнаю, что с того? Вас обоих еще в сорок пятом надо было под трибунал отдать, – снова пробурчал Яков Панфилыч. – А то ишь, шуры-муры почти на передовой. – И он, задрав голову в панамке, пошел дальше.

– Вот же гондон штопанный, – сплюнул дед. – Как был им, так, похоже, и помрет. Козёл плешивый.

– А кем он был, раз под трибунал вас хотел? – мне стало любопытно, что это за товарищ такой.

– Политрук. Всё в партийные вожаки метил. Да под меня копал, тьфу, – дед опять сплюнул. – Только хер ему, а не трибунал, мы же с Серегой герои, – он хохотнул.

– И чего он так на вас взъелся? – я посмотрел вслед белой панамке. Надо же, какие страсти на войне творились.

– Да все из-за врачихи молоденькой. Настеньки. Ух как он перед ней гоголем ходил, да только она вон, его выбрала, – и Серега хохотнув ткнул в моего деда, а я внезапно понял, что это о моей бабушке Насте говорят. – А я вот всегда говорил, что ты намеренно тогда ногу дал себе ранить. Девки-то молоденькие жалеть шибко любят. А тут такой красавец, да молодой и неженатый. И жалеть-не пережалеть, – он снова хохотнул, а дед показал ему кулак и снова пошел к реке.

– Только бы в шляпку эту белую не попасть. Вот ведь до греха доводит, прямо искушает на старости лет. Как был гондоном, так и остался. Пень старый собакам ссать, – ругался дед негромко все то время, пока шел к своему старому месту, откуда всегда птицу стрелял.

Я тихо шел за ним. Не то чтобы надо было его караулить, но, всякое могло приключиться.

Шорох крыльев. В темноте уже ни черта не видно. Плюх, и выстрел. Турпанье крыльев по воде в тишине стремительно наступившей ночи слышно очень отчетливо. Попал. Надо же. Еще могет старый хрыч, ведь на звук стрелял.

– Ромка, фонарь с собой? – я же тихо шел, и как он меня услышал?

– С собой, – нехотя ответил я.

– Иди, подбери. Крякаш, похоже. На шулюм самое оно. – И дед отошел чуть в сторону, давая мне раскатать на ноге болотники и, включив фонарь, осматривать воду. Утка к счастью лежала недалеко от берега. Еще немного и ее вовсе прибьет течением.

– А почему ты Соболя с собой не взял? – проворчал я, заходя в воду.

– Да ты что, с ума сошел? Соболь старый уже, куда ему за утками плавать? – дед даже удивился моей недогадливости.

– А, ну да, Соболь уже старый, а Рома – молодой, Рома сплавает, если надо. Вариант «охотник с собакой», мать вашу.

– Что ты там бурчишь? – с берега спросил дед.

– Ничего, тебе послышалось, – я подобрал утку и вылез на берег.

Скоро варилась похлебка, а старые приятели предались воспоминаниям. Как бы мне не хотелось их послушать, но пара стопок мутного пойла меня сморила так, что я залез в спальник и отрубился.

– Рома, вставай, утро уже, – я открыл глаза. Ничего себе утро. Часа четыре не больше. От воды начал подниматься туман, и холод проникал даже в спальник, заставляя ежиться.

– Дед, я спал часа три, имей совесть, все равно раньше пяти не полетят, – я попытался залезть поглубже и снова закрыл глаза, но дед снова потрепал меня за плечо.

– Вставай, говорю. Пока на свое место встанешь, как раз полетят. Да, смотри внимательно, а то одна белая панамка появится в прицеле неожиданно и все характеристики тебе испоганит. Яшка это может, всё поганить. Человек он такой.

Я уже понял, что от деда все равно не отделаться, принялся выбираться из палатки. Радовало только то, что отстоим утрянку и домой поедем. А там уж я отосплюсь.

Страница 3