Размер шрифта
-
+

При дворе герцогов Бургундских. История, политика, культура XV века - стр. 54

. Прозвища «Bien servi» (т. е. тот, кому хорошо служат) или «Puissant» (всемогущий) вполне подходят почти всем предкам Карла[385]. Придуманное самим Шатленом прозвище «Au bras de Dieu» (т. e. пользующийся особым покровительством Бога) также отвергается, ибо историк не видит вмешательства Бога в отвоевании принадлежавших предкам Карла земель, тем более оно не устраивало его и с эстетической точки зрения. Нельзя не согласиться с мнением французской исследовательницы Э. Дуде, что в данном случае Шатленом двигало еще и желание показать, что помощью Бога могли воспользоваться далеко не все государи. Филипп Добрый, по мнению бургундских хронистов, всегда пользовался такой благосклонностью. К тому же нельзя забывать и негативное отношение Шатлена к Жанне д'Арк, воспринимавшейся посланницей Всевышнего для помощи французам[386]. В конечном итоге историк выбирает прозвище «Доблестный», или «Добродетельный» (vertueux).

Отношение Шатлена к Карлу VII неоднозначно, оно определялось многими факторами: это и конкретное время написания той или иной части хроники или другого произведения, в котором фигурирует французский король, и творческий замысел автора в каждой конкретной главе или сочинении[387], а также эволюция взглядов хрониста по поводу отношений Франции и Бургундии. Добродетельный государь в одном отрывке хроники, Карл VII предстает отягощенным пороками в другом[388]. Из некоторых пороков он смог извлечь пользу. Например, не будучи слишком храбрым и воинственным (что расценивалось бургундскими авторами как недостаток), король сумел компенсировать эту слабость благоразумием. По сообщению Шатлена, он умел выбирать мудрых советников и военачальников, которые помогли ему отвоевать королевство[389]. Впрочем, зависть и непостоянство никак не могли способствовать успеху, равно как и подозрительность короля в отношении всех окружавших его придворных, в результате которой он и умер, отказавшись принимать пищу из-за страха быть отравленным[390]. Тем не менее Шатлен не меняет прозвище, которое дал королю – «Vertueux». Впрочем, оно отнюдь не означает, что король Франции – самый добродетельный государь, ибо таковым, по мнению хрониста, является герцог Бургундский Филипп Добрый[391]. В то же время официальный историк, столкнувшийся с еще более порочным государем в лице Людовика XI, сына Карла VII, должно быть, несколько смягчил свое ставшее критичным отношение к предыдущему королю. Антибургундские поступки его наследника и разочарование в нравственном облике дофина, который провел несколько лет при бургундском дворе и рассматривался в определенной степени как гарант будущего улучшения отношений между герцогом и королем, внесли изменения в концепцию Шатлена. В «Обращении к герцогу Карлу», написанном спустя несколько месяцев после восшествия Карла Смелого на престол, Шатлен впоследствии существенно переработает часть, где рассуждает о том, что если один представитель правящей династии сбился с истинного пути, то другой обязательно компенсирует этот недостаток своими благими деяниями[392]. Первоначально в тексте фигурировали последовательно сменявшие друг друга на французском троне Карл V, Карл VI и Карл VII, символизируя тем самым успехи монархии при первом государе, ее упадок при втором и возвращение могущества при третьем. Затем их сменили Карл VII и его сын Людовик XI

Страница 54