Прежде чем мы стали чужими - стр. 25

Она обернулась и посмотрела на меня снизу вверх своими огромными зелеными глазищами, полными слез.

– Мэтт, я не могу. Я должна это сделать. Я должна забрать виолончель обратно.

– Откуда забрать?

– Я ее заложила, чтобы заплатить остаток за обучение.

– Погоди, а что с твоим студенческим займом и финансовой помощью?

– Я отдала часть маме, потому что моя сестренка сломала зуб, а у них нет денег. – Слезы потекли у нее по щекам. Я потянулся вытереть их, но она отстранилась.

– Грейс, этого нельзя делать, я тебе не позволю. Клянусь тебе, мы что-нибудь придумаем.

Мысль о Грейс, продающей виолончель, казалась мне безумием, ведь она занималась музыкой. Мне трудно было даже осознать уровень ее отчаяния.

– Ты не понимаешь.

– Ну так объясни мне.

Она скрестила руки на груди.

– Я помогаю своим родителям. У них там ужасная ситуация, хуже, чем было при мне, и я посылаю им что могу из моего студенческого займа. У меня почти кончились деньги на семестр, а тут позвонила мама и сказала, что их вот-вот выселят из дома. У них были деньги на аренду, но тут сестра сломала зуб, который надо было чинить, а кредит им не дали, и пришлось заплатить чем было. Я не могла вынести мысли, что моя сестренка будет ходить в школу, мучаясь от боли, со сломанным передним зубом.

Я был потрясен, но это не значило, что Грейс должна подвергаться каким-то небезопасным медицинским экспериментам.

– Это не твоя проблема.

– Это моя семья. Я прочла про это исследование, и поняла, что могу заработать нужное за неделю. Они платят за каждый день. Я быстро все соберу, выкуплю виолончель, и все будет в порядке. Но я должна это сделать, Мэтт. Нет тут ничего страшного.

– Это очень страшно, Грейс. Ты же не знаешь, как на тебя подействует это лекарство.

– Ты все равно не понял.

– Я пытаюсь. У меня есть какие-то деньги. Я выкуплю твою виолончель.

– Я не могу тебе этого позволить. Тебе самому нужно на пленку и фотобумагу.

– Не волнуйся, у меня есть запас. – Я понимал, что Грейс страшно неприятно позволить мне выручить ее. Она была очень независимой. – Иди переодевайся. Со мной все будет нормально.

Она скрылась и зашуршала за занавеской. Скоро она появилась оттуда, неуверенно улыбаясь.

– Ты небось думаешь, я ненормальная.

– Мне нравится твой психоз, – я обхватил ее за плечи. – Но я никому не позволю делать из тебя подопытную крысу.

Когда мы проходили мимо стола с закусками, она прихватила горсть пакетиков с сухими сливками для кофе из миски и спрятала к себе в сумку. Она таскала эти пакетики везде, где могла, размешивала в воде и заливала хлопья на завтрак. Я улыбнулся и покачал головой. Дурацким голосом она сказала:

– Ничего такого, я просто делаю покупки.

Настроение внезапно поднялось, мы оба засмеялись и выбежали из дверей. Но мысль, что Грейс посылает родителям деньги, которые ее отец, скорее всего, тратит на свое пиво, продолжала убивать меня.

Мы пошли в банк, где я снял со счета последние три сотни долларов. Я не сказал Грейс о том, что на моем счету осталось минус восемь центов. Она отвела меня в ломбард, куда заложила виолончель. Мужчина средних лет, стоявший за стойкой, приветствовал нас, как старых знакомых.

– Привет, Грейс.

Я неодобрительно поглядел на нее и прошептал:

– Он тебя знает? – Она нахмурила брови:

– Типа того.

– Пришла забрать виолончель?