Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории - стр. 9
Между тем «евреи, с которыми его отец был знаком и которых он приглашал к себе в дом, были выдающимися людьми, сумевшими многого добиться в жизни. Одним из них был «Нэтти» Ротшильд – первый барон Ротшильд, глава лондонской ветви банкирской семьи Ротшильдов, ставший в 1885 году первым евреем – членом палаты лордов. Другим был родившийся в немецком Кельне сэр Эрнест Кассель – банкир, близкий друг принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII» (14). «Другой хорошо знакомой Черчиллю ветвью семейства Ротшильдов была семья Леопольда Ротшильда, в чьем доме в Ганнерсбери, неподалеку от Лондона, он обедал в 1895 году в бытность свою младшим офицером британской армии и с сыном которого, Лайонелом, ставшим впоследствии членом парламента от партии консерваторов, он дружил… Родители Черчилля дружили также с родившимся в Австрии бароном Морисом де Гиршем, ведущим еврейским филантропом; они были частыми гостями в его доме в Лондоне» (15). Поистине, не имей сто рублей, а имей сто таких друзей, как у папы Черчилля.
Рэндольф Черчилль умер от сифилиса, оставив после себя долги, когда Уинстону был всего 21 год. (Жить в долг было для Рэндольфа привычкой – недаром при его вступлении в брак будущий тесть, богач, был вынужден внести за зятя 2000 фунтов и в дальнейшем настоял на раздельном пользовании супругов капиталами.) Мать Черчилля, красотка, известная в свете своими внебрачными романтическими отношениями с весьма высокопоставленными любовниками – помимо Берти, принца Уэльского, в их число входили чешский аристократ Карл Кински, король Сербии Милан IV Обренович, сэр Уильям Гордон-Камминг, граф де Брейтель и др., – не могла, однако, содержать семью на должном уровне. Юный Уинстон оказался в нелегком положении. К счастью для него, отец оставил в наследство ему не только финансовые затруднения, но и своих еврейских друзей. О том, как это помогло Уинстону выжить, расскажу ниже.
«После смерти лорда Рэндольфа Черчилля в 1895 году еврейские друзья его отца продолжали дружить с его сыном. Лорд Ротшильд, сэр Эрнест Кассель и барон де Гирш часто приглашали его к себе» (16). Черчилль очень дорожил такими отношениями и не только сам берегся чего-либо, могущего бросить на них тень, но и всю семью (как старшее, так и младшее поколение), если так можно выразиться, перевел на юдофильские рельсы.
В частности, вот примечательный эпизод. В 1906 году кузен Уинстона, девятый герцог Мальборо, возмутился рецензией в газете «Дейли телеграф», разнесшей в пух и прах двухтомное сочинение Черчилля о своем отце. Весьма влиятельную газету редактировал еврей, Генри Леви-Лоусон, и оскорбленный читатель направил ему гневное письмо, а копию – Уинстону, написав при этом: «Я не позволю евреям утверждать, что члены моей семьи бесчестны, не ответив им крепче, чем они ожидают». Он добавил, пытаясь вразумить кузена: «С евреями нельзя обращаться столь же доброжелательно, как это принято между христианами». Но Черчилль не последовал его примеру. Он не внял голосу родни и даже не откликнулся, явно не желая осложнять свои отношения с еврейским сообществом Англии и сделав потому вид, будто ничего не произошло, проглотив оскорбление памяти отца и своего собственного труда (28).
А вот не менее показательный случай: в 1907 году в своем письме Черчилль поучает родную мать, предостерегая ее против включения в свои мемуары антисемитского, как ему мнилось, пассажа об одном из ведущих британских политиков лорде Гошене: «Я не думаю, что история про Гошена заслуживает опубликования. Она оскорбит не только семью Гошена, но и евреев вообще» (18–19).