Преступная добродетель - стр. 30
– Думайте что хотите, сударь. А нам лучше всего расстаться. Становитесь, коли вам угодно, супругом непотребной девки, мы не вправе вам мешать. Но не изобретайте более способов заставить нас раскрыть двери этого дома ей навстречу, двери дома, обитателей которого она покинула в горестях и стенаниях… и навлекла на них позор…
В ярости Доржевиль встает и молча уходит.
– Я раздавил бы этого свирепого тирана, – говорит он Сен-Сюрену, подающему ему лошадь, – если б только меня не удерживали соображения человечности и если бы я не собирался жениться на его дочери.
– Вы женитесь на Сесили? – удивленно спрашивает Сен-Сюрен.
– Да, завтра я хочу вернуть ей честь и утешить ее в несчастьях.
– О сударь, как вы великодушны! Вы хотите смягчить жестокий отказ этих людей, вернуть к жизни самую добродетельную, хотя и самую несчастную на свете девушку. Вы покроете себя бессмертной славой в глазах всего края…
Доржевиль галопом поскакал домой.
Возвратившись к своей подопечной, он в подробностях рассказывает ей об ужасном приеме, ему оказанном, и заверяет ее, что если бы она не была дочерью Дюперье, то он бы сумел заставить его раскаяться в столь недостойном поведении. Сесиль благодарит Доржевиля за проявленное благоразумие; но когда он, возобновив свою речь, сообщает, что, несмотря ни на что, решил через день с ней обвенчаться, она не может скрыть испуга. Она хочет что-то сказать… слова никак не слетают с губ… Она пытается скрыть смущение… но лишь увеличивает его…
– Мне, – произносит она в невероятной растерянности, – мне – стать вашей женой!.. Ах, сударь… Ваша жертва слишком велика для бедной девушки… Я недостойна ваших хлопот.
– Напротив, мадемуазель, – живо возразил Доржевиль, – вы наказаны за вашу провинность, и, как мне кажется, чересчур сурово. Ваше раскаяние искупило ее, а тот, кто явился ее причиной, покинул этот мир и, следовательно, не сможет повлиять на вашу жизнь. Вам остается похоронить воспоминание о содеянном в своем сердце, использовав тот злополучный жизненный опыт, что дается нам путем собственных ошибок, но себе во благо… Да будет вам известно, что проступок подобного рода нисколько не унижает вас в моих глазах. Если вы сочтете меня достойным его исправить, я осмелюсь предложить вам, мадемуазель… свою руку, свой дом… свое состояние – словом, всем, чем я располагаю, я готов служить вам… Решайте!
– О сударь! – воскликнула Сесиль. – Простите волнение, переполняющее меня до краев, но разве могла я рассчитывать на подобную доброту вашу после того, как мои родители столь сурово обошлись со мной? И неужели вы считаете меня способной воспользоваться ею?
– Я совершенно не одобряю суровости ваших родителей и не считаю легкомыслие преступлением. Вы достаточно оплакали свою вину: я хочу вернуть вам покой, предложив вам стать моей женой.
Мадемуазель Дюперье падает к ногам своего благодетеля, задыхаясь от переполняющих душу чувств, с губ ее срываются лишь обрывочные слова благодарности. Немного успокоившись, она, не прекращая благодарить Доржевиля, признается ему в любви, и тот решает, что завоевал ее сердце. Так что менее чем через неделю они сочетаются браком, и девушка становится госпожой Доржевиль.
Однако молодая супруга продолжает вести уединенный образ жизни, объяснив супругу, что, поскольку ей не удалось примириться со своей семьей, ей не подобает широко появляться в обществе. Расстроенное здоровье также служит ей предлогом для уединения, и Доржевиль ограничивается тем, что представляет ее всего лишь нескольким соседям, посетившим его. В это же время Сесиль употребляет все свои чары, чтобы убедить мужа уехать из Пуату: она уверяет его, что при нынешнем положении вещей ни он, ни она не смогут жить здесь прежней достойной жизнью и лучше им уехать в какую-нибудь отдаленную провинцию, где она, супруга Доржевиля, будет ограждена от докучности и оскорблений, выпавших здесь на ее долю.