Размер шрифта
-
+

Преступления без наказания - стр. 30

В мыльных операх порхают длинноногие красотки и бородатые самцы, оторванные от реалий настоящей жизни. В одном из театров Москвы поставили «Гамлета» (по Шекспиру), где от него почти ничего не осталось. Гамлет бегает по сцене за убийцей своего отца… с автоматом Калашникова. А вот режиссер Антон Адосинский, создавший театр под названием «Дерево» бегает с голой задницей по сцене и вообще ничего не говорит… Один его коллега по театру лежит на авансцене совершенно нагой, обнявшись с большим духовным инструментом, похожим на бас-трубу, другой резво бегает за молодой бабенкой тоже совершенно голой, и та с удовольствием визжит, когда ему удается ее догнать и тронуть за ягодицы. Все актеры бритые наголо. Кроме этого весь спектакль высоко на трапеции болтается молодой человек атлетического сложения и тоже голый и молчаливый. Иногда он выстреливает в зрителей некоторые цирковые трюки.

Когда режиссера спросили относительно идеи спектакля, последовал ответ: «У нас в театре нет никакой идеи. Есть только тело и все!»

Правда, он не объяснил, почему театр называется «Дерево».

И вот тут Умник нашелся:

– Может, потому, что у них деревянные головы и нет мозгов, а поэтому и отсутствуют идеи. Придумать ничего больше они не могут, кроме как бегать с голой ж… по сцене. Но вот что интересно, театр ездил на гастроли в город Дрезден, где немцы, по некоторым высказываниям, от них «балдели».

Я знаю, как нужна для общества нравственная чистота закона. Именно в ней таится вся сила государства, все начало будущей интересной жизни, но, с другой стороны, злоупотребление, освященное законом, вызывает исправление жизни через свою наглость.

* * *

Рассмотрим еще один перл оперного искусства – постановку оперы «Дети Розенталя», сочинение композитора Леонида Десятникова и писателя Владимира Сорокина в режиссуре Эймунтаса Някрошюса на сцене Большого театра. Славы всенародно любимому театру эта опера не принесла. А директор театра Иксанов потерял уважение и зрителя, и вскоре свой пост из-за открытия семафора на подиум творения бездарного графомана типа Сорокина.

В середине оперы смолкает музыка. Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Горбачев и Ельцин поочередно высказывают свои мнения о процессе клонирования. В черных колясках катаются телевизоры с портретами вождей, а за сценой взрослые и детские голоса серьезно вещают о пользе и вреде клонов и копий. Политику партии каждый раз одобряют стада овечек Долли, возникающие в тех же телевизорах.

Чайковский П.И. выглядел дебилом и пел… пионерские песенки. Парубок Моцарт на первом свидании с романтической проституткой спрашивал:

– А как звать тебя, чернобровая?

– Татьяна!

– А меня кличут Моцартом…

Мусорский выкрикивает:

– Полно, брат, жабу-το давить! Бабла довольно выпить и откушать. Айда скорей в тошниловку, друзья!..

А вот фрагмент из романа Сорокина «Голубое сало»…

Хрущев прошептал:

– Чего боится мальчик?

– Толстого червяка, – всхлипывал Сталин.

– Где живет толстый червяк?

– У дяди в штанах.

– Что хочет червяк?

– Ворваться.

– Куда?

– Мальчику в попку.

Хрущев расстегнул свои брюки, достал длинный неровный… плюнул себе в ладонь, смазал плевком анус Сталина, навалившись сзади…

Противно даже повторять, но надо – пусть знают люди, какое «искусство» рождается этими «маэстро». Таких похабных сцен там полно…

Страница 30