Преследуя Аделин - стр. 61

Дайя шутила, что бабушка была чокнутой, но теперь я начинаю подозревать, что ее мать тоже была чудачкой. Я листаю дневник, перечитывая ее слова.

Я сижу в том же кресле-качалке, в котором сидела Джиджи, когда делала записи в своем дневнике, пока за ней в это время подсматривал ее поклонник. Пока она позволяла ему смотреть на нее и, видимо, тоже получала от этого удовольствие.

Захлопнув книгу, я бросаю ее на стоящий передо мной пуфик, и он качается под ее тяжестью.

Я тяжело вздыхаю и стискиваю переносицу, чтобы избавиться от расцветающей головной боли.

О чем она только думала? Позволить незнакомому мужчине подсматривать за собой, а затем пустить его в свой дом и давать ему трогать себя? Это безумие. Определенно безумие.

Что действительно безумно, так это то, что я обнаружила этот дневник и что преследователь разыскал меня в одну и ту же ночь. Я не хочу даже думать о том, что это все может значить.

За окном, дребезжа стеклом, дует ветер. Надвигаются штормовые тучи – неизменная погода, от которой Сиэтл страдает, словно от угревой сыпи. Как только начинает казаться, что будет прекрасный солнечный денек, и вдруг ниоткуда тут же появляется грозовая туча, готовая вот-вот испражниться.

Ладно, это было мерзко, Адди.

Из кухни раздается громкий стук, заставляющий меня практически подскочить со своего места. Сердце бешено колотится в груди, я смотрю в ту сторону, но не замечаю ничего странного.

– Эй? – зову я, но никто не отвечает.

Пытаясь восстановить дыхание, я разворачиваюсь обратно, и тут краем зрения замечаю движение за оконным стеклом. Я сразу устремляю взгляд в это самое место. На улице кромешная тьма, если не считать лунного света и одинокой лампочки у входной двери.

Еще одно шевеление снаружи заставляет меня практически прижаться лицом к стеклу. Это человек, который идет к моему дому, вынырнув из-за двух больших деревьев. Когда человеческие очертания становятся более отчетливыми, мои глаза сужаются в тонкие щелки.

Он вернулся.

После двух ночей ничегонеделания этот сукин сын таки вернулся.

Моя рука опускается на стоящий рядом столик и нащупывает разделочный нож, который я повсюду ношу с собой с тех самых пор, как он вломился в мой дом в последний раз. Мои камеры наблюдения против него оказались бесполезны. Как только он ушел, я сразу же просмотрела записи, чтобы выяснить, что его они не засекли.

Когда на видео взглянула Дайя, ее лицо побледнело, а глаза сделались круглыми от ужаса. Он сумел подключиться к камерам. Взломал их и создал видимость, что, пока он ходил по моему дому, а я спала, ничего не происходило.

Она сказала, что он не просто подключился к камерам, но и сделал это так чисто, что его никак не удастся отследить. Единственная причина, заставившая Дайю прийти к такому выводу, состоит в том, что она прекрасно разбирается в подобных вещах и делает то же самое на своей работе.

Этот парень представляет угрозу – не только своей склонностью к насилию.

Я стискиваю ручку ножа в кулаке и опускаю его на колени. Мое сердце колотится в груди, вторя каждому его шагу по направлению ко мне, пока он приближается.

Я встаю и подхожу к окну вплотную. Я не знаю, что именно делаю. Провоцирую его? Чтобы он снова вошел в мой дом? Если он так поступит, у меня будет полное право защищаться.