Преследуя Аделин - стр. 57
Но на самой последней странице она пишет: «Он пришел за мной». На странице нет отпечатка губной помады. Только эти четыре страшных слова. Я переворачиваю страницу, чтобы взглянуть, нет ли какого-нибудь продолжения. Мне отчаянно хочется, чтобы оно было.
Но больше записей нет, однако я замечаю кое-что странное.
Из корешка дневника торчит зазубренный край бумаги. Я провожу по нему пальцами. Из дневника вырвали страницу.
Неужели она успела записать что-то важное, но решила, что лучше не рисковать тем, что об этом может кто-то узнать? В этих трех книгах полно противоречивых вещей, измен и секса. А главное, они полны любви к мужчине, который преследовал ее.
Я поднимаю голову, глядя перед собой невидящим взглядом.
Когда мама уходила, она уходила с надеждой, что я прислушаюсь к ее совету и съеду из поместья Парсонс. Когда она вышла за дверь, тошнотворный запах ее духов «Шанель» еще так долго стоял у меня в носу, что я решила, что не хочу переезжать.
Была ли у бабушки какая-то нездоровая привязанность к поместью? Возможно. Но если этот дом так много для нее значил, то мне кажется неправильным отказываться от него. Даже если это означает, что у меня тоже есть эта нездоровая привязанность.
И сейчас это решение только укрепляется. Эта книга никак не могла оказаться на полу. Но это произошло. И я не знаю, было ли это делом рук бабушки или Джиджи, но кто-то явно хотел, чтобы я прочитала эти записи.
Они хотят, чтобы я нашла того, кто убил Джиджи? Боже, даже представить себе не могу, как сложно было раскрывать убийства в сороковые с теми неважными технологиями, которые тогда были. Неужели ее убийца еще жив?
А может, это не имеет значения, жив он или нет. Может, Джиджи хочет восстановить справедливость за свое убийство и разоблачить человека, который слишком рано оборвал ее жизнь – живого или мертвого.
Я делаю дрожащий выдох, мои пальцы обводят четыре пугающих слова.
«Он пришел за мной».
– Объясни мне, пожалуйста, еще раз, почему ты заставляешь меня взламывать базу данных полиции, чтобы посмотреть на фотографии твоей убитой бабушки? – спрашивает Дайя, сидя рядом со мной, ее пальцы замерли над мышкой.
У меня возникает искушение протянуть руку и надавить на ее палец сверху, чтобы она наконец нажала на эту чертову кнопку. Как только это произойдет, на экране откроются материалы по делу Джиджи.
Я вздыхаю.
– Я уже говорила тебе. Ее убили. И я думаю, что знаю, кто это сделал, просто… Ну, я не знаю о нем ничего, кроме его имени и того факта, что он ее преследовал.
Дайя смотрит на меня, но в конечном итоге сдается. Она кликает мышкой – наконец-то – и открывает фотографии с места убийства Джиджи.
Они выглядят довольно тревожно. Джиджи обнаружили в ее постели, с перерезанным горлом и сигаретным ожогом на запястье. Из-за недостаточного количества улик убийца так и не был найден.
Многие обвиняли в этом полицейских, приехавших на вызов, ссылаясь на то, что те затоптали все следы на месте преступления. Улики были либо утеряны, либо испорчены полицией, однако в конечном итоге никто так и не понес за это ответственность.
Дайя перелистывает фотографии, каждая из которых тревожнее предыдущей. Фотографии раны на шее крупным планом. Ожога на запястье. Лица Джиджи, застывшего в страхе, с мертвыми глазами, уставившимися в камеру. И ее фирменная помада, размазанная по щеке.