Препараторы. Сердце Стужи - стр. 23
Ада перенесла случившееся куда лучше. Может быть, потому, что с самого начала счастливо оказалась в гостях у госпожи Торре. Да, она, как и я, не успела попрощаться с мамой и сёстрами… Зато и наблюдать за их угасанием ей не пришлось.
Теперь все, кроме Строма, были в сборе. На столе появились соки, блинчики с лимоном и конвертики с кислицей – Ада их обожала – а разговор потёк мягче и спокойнее, без упоминания убийств.
Кьерки то и дело пытался разговорить Рорри – мне казалось, тому было бы гораздо легче, оставь его все в покое.
– Он получил письмо от госпожи Луми, – шепнул мне Кьерки, когда мы оба стояли, дыша воздухом, на улице у дверей.
– Вот как. – Постыдное, колоссальное облегчение.
Я радовалась, что мать Миссе не писала мне.
– Да. Бедный парень… Не знаю, как вообще она умудрилась раздобыть его адрес, ведь он уехал из Гнезда.
Мы помолчали.
– Что было в письме?
– А как ты думаешь… – Кьерки вздохнул. – Людям, которые переживают чудовищную потерю, всегда нужно кого-то обвинить.
– Бедный Рорри.
– Да уж… Я надеялся, парень скоро придёт в себя, но это письмо… Его просто придавило к земле, понимаешь? Не знаю, как ему помочь…
Я собиралась ответить Кьерки, когда на нас обоих упала тень.
– Я сильно опоздал? – Я почувствовала, как губы помимо воли расплываются в улыбке. Я старалась не думать об этом, но в глубине души боялась, что он не придёт.
– Ты вовремя.
Мы трое как раз собирались вернуться в «Фонтан», когда в спешащей мимо вечерней, весёлой химмельборгской толпе я заметила Томмали. Кьерки тихо ахнул, заулыбался, поспешил ей навстречу – мы со Стромом, не сговариваясь, пошли внутрь.
– Ну и ну, – шепнул мне Стром, улыбаясь. – Я был уверен, что она не придёт.
– Я тоже.
С появлением Строма все было притихли, но он заказал снисса, оленины, ещё крудлей, и скоро стол опять зашумел. Маркус – с попеременным успехом – пытался вовлечь Рорри в обсуждение его нового ястреба. Ласси – это порадовало меня больше любых подарков – тихо попросила Эрика Строма рассказать ей про слой Души, а Ада хихикала и ахала, слушая.
Я была здесь в кругу друзей, в кругу семьи – и, сидя между Стромом и Адой, мечтала, чтобы вечер никогда не заканчивался, чтобы время вести сестрёнок в пансион не наступало.
Подошли к столу Кьерки и Томмали. По тому, как суетился Кьерки, вспыхивая и подвигая прекрасной охотнице стул, видно было, что ничего между ними особенно не изменилось… Но добрейшему Кьерки, кажется, хватало и этого, и я была за него рада.
Томмали сдержанно поздравила меня, ровно улыбнулась – мои сёстры замерли, видимо, поражённые её красотой.
– Спеть тебе, Хальсон? – спросила Томмали, подтягивая к себе футляр с музыкальным инструментом – без него она, должно быть, и не выходила из дома.
– Я уже спросил, здесь петь можно, – вставил Кьерки, и я кивнула.
– Конечно. Это лучший подарок.
Томмали кивнула – пряди золотых волос упали на идеальное лицо, прикрывая глаза, разномастные, как у всех охотников. Она извлекла из футляра кивру – округлый деревянный корпус, всего пять струн, – но все, кто хоть раз слышал Томмали, знали, какие чудеса она может творить с ними.
Она настроила кивру, и полилась музыка – нежная, лёгкая, серебристая, как утренний снег. Все в «Валовом фонтане» притихли – даже люди за соседними столами прервали беседы, слушая.