Пренебрежимая погрешность - стр. 18
Погруженный в занятия, он пропустил час, когда постепенно начали отключать реактивные двигатели, пока их тяга не стала нулевой, и «Элеонора» помчалась, набирая скорость без выброса массы.
Из гипнотического транса его вывел Яфет, напомнивший о намеченном светском мероприятии.
4. Прыжок
– Сегодня я обнаружил интересный тренажер, – как-то за завтраком поведал Яфет. – Он позволяет проводить настоящие схватки по боевым искусствам, выравнивая силу и скорость реакции поединщикам. Леша, ты не желаешь стать моим спарринг-партнером?
– Нет конечно же. Отмахал свое я в детстве, еще до армии. – Видя недоумение на лицах собеседников, Алексей Сковородников пояснил: – В мое время молодых мужчин на два года превращали в солдат. Это называлось пройти срочную службу в армии. Так вот, до того, как стать солдатом, я дрался довольно много. Это была одна из наших главных забав. А еще было великое множество сезонных развлечений. Я, признаюсь честно, с детства был испорченный ребенок, на маму и на папу не похож, и потому всюду принимал самое деятельное участие. Зимой мы купались в проруби, весной – лазали на гладко струганный столб да мутузились мешками с сеном, летом качались на «тарзанке», круглогодично – катались, зацепившись, на автобусах и трамваях…
– Своеобразные спортивные состязания.
– Ну, к спорту все эти дела мы не относили, хотя и существовали тогда определенные правила. Более важным считалось опровергнуть наиболее ожидаемый результат. Скажем, всяких дзюдоистов и каратистов мы били тогда с особым удовольствием.
– А после этой твоей армии?
– А после все стало совершенно по-иному. Изменилась жизнь. Причем самым коренным образом. Понаехали к нам чужаки. Каждый всегда имел при себе либо нож, либо пистолет, и ради интереса драться с ними не было никакой возможности. В общем, началась одна сплошная проза.
– Значит, с тех пор ты ни с кем не дрался?
– Ну почему – не дрался? Остановила меня как-то темная компания – я тогда машины перегонял из-за заграницы – выскочил я с монтировкой, но получил удар по затылку, и больше ничего не помню. Очнулся – гипс. Точнее – медицинская палата на Яшаре.
Повисла тишина.
– Извините, – сказал Яфет, – я не знал, что мои вопросы доставят вам такие неприятные воспоминания. Больше не буду вам досаждать.
– Дыши ровнее, Яфка.
Хола уткнулся в тарелку. Сначала потихоньку, потом все увереннее и увереннее стал поглощать пищу. Но глаза не решался поднять, боясь встретиться со взглядом Сковородникова.
Ник Улин почти зримо ощущал возникшую преграду между ними и человеком, воскрешенным из далекого прошлого.
Разрядил обстановку очередной вопрос Алексея Сковородникова:
– Слышь, Яфка, вроде бы завтра наша «Эля» войдет в надпространство. Что это такое? Расскажи, пожалуйста. Я понял, что должен буду крепко поработать над собой. Но что я при этом буду чувствовать?
– Ты что, в первый раз летишь?
– Да. Впервые.
– Как же ты оказался на Ремите?
– Как-как, да никак! С Яшара меня по этому самому… нуль-туннелю меритскому переправили на эту, как ее… Элефантиду, оттуда – прямиком в ремитский космопорт, а потом уже на саму планету. Вроде бы и был в космосе, а вроде бы и не был. Скафандр вот впервые надел, когда прогуливался около звездолета вместе с вами. До этого, можно сказать, что и звезд не видел.